Галя Ворожеева
Шрифт:
Доктор расспрашивал их о работе, о жизни в совхозе, рассказывал о разных случаях, связанных с ожогами. А когда закончилось чаепитие, он угостил Шурку сигаретой и решительно произнес:
— Ну, а теперь я должен сказать вам о самом главном. Если Валерию не сделать пересадку кожи, ходить он не будет.
И
— Так возьмите кожу у меня! И у Шуры ее возьмите!
«Вот психованная!» — сразу же разозлился Шурка. И еще больше разозлился, когда почувствовал, что податься ему некуда, что отказываться неудобно, да и просто невозможно отказаться. Ведь что подумают в совхозе? А подумают, что он струсил. А эта, психованная, тогда рядом с ним этакой, понимаешь, героиней будет выглядеть! Да и ротозей, чего доброго, действительно, на костылях повиснет. Хочешь не хочешь, а придется терпеть. Шутка ли в деле, кожу с тебя начнут сдирать. «Ну, проклятье, накинули мне на шею аркан! Горела бы она ясным огнем, эта самая медицина. Она только на иглах и держится».
— Как ты, Шура? — спросил доктор.
Шурка снова ощутил голод. Он тоскливо покосился на пустую тарелку. «Ловко опутали! — изумился Шурка. — Сначала чай и всякие разные слова, а потом: „Ложись, резать будем!“ Ну, этот доктор хитроват! Пробы класть некуда». Так Шурка подумал, но сказал иное:
— А я что! Я — ничего. Кожа так кожа. Если, конечно, для дела пойдет.
— Спасибо вам, ребята, спасибо, — доктор пожал им руки. — Недели через две я вас вызову.
«А он дядька ничего, — с уважением подумала Галя, — серьезный!». Сначала он показался ей этаким хлыщом.
Шофер мирно похрапывал в кабине, когда Шурка с Галей вышли из больницы. Глухо было в райцентре в предрассветный час. Луна спустилась к горизонту, и от этого стало темнее. Холодный ветерок заставил зябко вздрогнуть. Где-то далеко-далеко лаяла собака, тоскливо лаяла. Галя прислушалась. Пес лаял в той стороне, где жила ее мать с отчимом. И так ей захотелось повидаться с матерью, до тоски захотелось. «Вот закончатся полевые работы, съезжу к ней», — решила она. И вообще ей захотелось побродить по райцентру. Ведь здесь она целый год училась на курсах; здесь каждый уголок знаком.
Шурка разбудил шофера.
— Лезь, — подтолкнул он Галю. — Тоже мне, сестра милосердия нашлась!
— А как же быть-то? — сказала Галя. — Как же Валерке жить без ног?
— То-то я не понимаю! — взорвался Шурка. — Глупее себя нашла, понимаешь. Суешь всюду свой нос!
Шурка втиснулся в кабину вслед за Галей. Едва они выехали, как Шурка уронил голову на плечо Гале. Она скосила на него глаза — Шурка сладко спал. Галя улыбнулась и тут же зевнула во весь рот, до слез зевнула.
До вызова Гале удалось побывать у Стебля
Вместо Шурки к Стеблю ездила Аграфена Сидоровна и очень расстраивалась, когда в больницу не принимали привезенные ею сметану, варенец, студень, кедровые орехи, мак, семечки, соленую капусту. А привозила она всего этого большую корзину.
— Как это нельзя? — выговаривала она дежурной сестре. — Парню нужны силы, чтобы поправиться. А потом он сирота! Кто же о нем позаботится?
— Мамаша! Вы что же, думаете, что у нас больные голодают? — обижалась сестра и певуче внушала Аграфене Сидоровне: — Кормят у нас в больнице хорошо. По-научному. Каждому больному прописана своя диета. Вот вы грузди привезли, а больному это, может, противопоказано. И получится от вашей заботы один вред.
— Ну ее к лешему, эту вашу диету! — сердилась Аграфена Сидоровна. — С нее ноги протянешь. Какой же это вред от груздей? Груздочки один к одному. Сама их прошлой осенью собирала, солила. Парень их любит.
Но сестра была непреклонной и принимала только одни пирожки. И в палату тоже не пускала, объясняя:
— Рано еще, лежит он. Вот как встанет на ноги, так и выйдет к вам на свидание. А в палату нельзя. Мало ли каких микробов вы можете занести.
— Да откуда они у меня, Христос с вами, эти самые микробы? Сроду у меня их не бывало.
Отправлялась домой Аграфена Сидоровна раздосадованная, вконец обиженная…
Галя Ворожеева вымылась под душем и облеклась в больничный халат. Когда она выходила в коридор, шлепанцы без задников действительно шлепали ее по пяткам. В коридоре она увидела Шурку. На нем была какая-то несуразная пижама: руки его вылезали из рукавов чуть не по локоть, а широченные, полосатые штанины волочились по полу. Галя зажала рот ладонью.
— Чего ты ржешь? Сама не лучше, — проворчал Шурка, озабоченно оглядывая себя и старательно вытягивая рукава.
Его озабоченность рассмешила еще сильнее.
— А чего… Неужели уж такой доходной вид? — Шурка растерянно улыбнулся. — У них там, понимаешь, все большие и маленькие размеры. Ну, да черт с ней, с этой мантией. Ты ведь меня и таким полюбишь, верно? — и он согнул руку, предлагая пройтись под ручку. Потом серьезно спросил:
— Боишься операции?
— Есть немножко, — призналась Галя. Она была возбуждена, щеки ее так и пылали. Ей еще не приходилось лежать на операционном столе.
— Как это они будут брать кожу? — допытывался Шурка. — Сдирать ее, что ли, станут?
— Сестра говорила, что есть какой-то аппаратик, который срезает кожу. Как же его… Дер-мо-том, кажется, так она его называла. Чик! — и срежет целую ленту кожи вот отсюда, — Галя похлопала себя выше колена.
— Так ведь это настоящее шкуродерство! Это же больно! — возмутился Шурка.