Гардемарин Ее Величества. Инкарнация
Шрифт:
— Так точно, ваше благородие — кивнул Поплавский. — Не знаю ни одного закона, который бы запрещал играть в волейбол ночью на кладбище.
— Возможно, возможно… — усмехнулся голос из темноты. — А позвольте узнать, где же ваш мяч, господа?
— Мяч?
— Ну да, мяч. В волейбол ведь играют мячом, разве не так?
— А-а-а… Точно, совсем забыл. Так вот же он! — радостно воскликнул Поплавский, подбрасывая в воздух что-то невидимое.
Я готовился к чему-то такому, потому успел зажмуриться. А вот господа полицейские — нет: когда раздался громкий хлопок, и над часовней полыхнула яркая
— Валим!
Поплавский рванул меня за плечо и с завидной прытью помчался куда-то вглубь кладбища. Я бросился за ним, слыша, как за спиной топают Камбулатов с товарищем, а сразу за ними — «серые».
Конструкты привычно заработали под кожей, и я без труда набирал скорость, стараясь не упустить из виду мелькающую впереди спину Поплавского. Где-то сбоку ломилась через кусты огромная тень Камбулатова…
А вот коротышка, похоже, отстал. Буквально только что я слышал, как он тяжело дышит за спиной, а теперь — только топот и ругань. Поплавский уже успел махнуть через кладбищенскую ограду, а Камбулат забрал куда-то влево и то ли тоже удрал, то ли притаился где-то за надгробием.
А его друг исчез.
— Лежать, сказал! — послышался крик откуда-то сзади.
Так и знал.
Я тихо выругался, с тоской взглянул на спасительную калитку вдалеке… но так и не заставил себя поступить благоразумно: если уж делать глупости, то делать до конца.
Пригнувшись, я направился обратно в сторону часовни, на всякий случай обходя шум кругом, чтобы не угодить под фонари. И вернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как двое «серых» крутят незадачливого коротышку, пытаясь повалить его на землю. Парень отбивался на чистом упрямстве, но силы были неравны.
А значит, самое время внести свои коррективы.
Я выбросил вперед обе руки, разом освобождая половину резерва, и между могил промчалась волна. Четырех «серых» раскидало по сторонам, как кегли, и только пятый чудом остался на ногах. Его я собирался уложить вручную…
Но не успел. Из темноты с ревом вылетела плечистая фигура, а за ней еще одна — высокая и тощая. Камбулатов одним прыжком махнул к 'серому", нырнул под неуклюже выставленный фонарь и ударил в живот. Коротко, почти без замаха, но бедняга тут же захрипел и повалился на чью-то могилу.
— Подъем, курсант! — Поплавский рванул поверженного коротышку за шиворот, поднимая на ноги. — Потом отдыхать будешь!
Из глубины кладбища к «серым» уже спешила подмога, так что времени на разговоры не было. И через несколько мгновений мы уже вчетвером мчались обратно к ограде. Поплавский первым махнул на ту сторону и тут же развернулся, чтобы поймать коротышку, которого Камбулатов буквально перебросил могучими ручищами.
Остановились мы только отмахав несколько кварталов. Коротышка тяжело дышал, привалившись к стене, Камбулат вытирал пот со лба, а вот семижильный Поплавский выглядел так, будто провел этот вечер на кровати в остроге, а не бегая по кладбищу от военной комендатуры.
— Должен сказать, судари, получилось даже интереснее, чем я рассчитывал, — ухмыльнулся он. — Прекрасное начало прекрасного… кхм, вечера. И раз уж мы все и так успели подраться, не пора ли снова поговорить о примирении сторон?
—
— Острогорский. — Я осторожно сжал пухлые пальцы. — Впрочем, мое имя вы и так знаете.
А ты вроде ничего. — Камбулатов чуть прищурился, снова разглядывая меня с ног до головы. — На десантное пойдешь?
— На десантное, на десантное, — ответил вместо меня Поплавский. — Но для начала нам всем не помешает перекусить. Если мне не изменяет память, один абитуриент обещал его сиятельству барону целый ящик шавермы.
— Почему бы, собственно, и нет? — Я пожал плечами. — Как раз на всех хватит.
— Тогда предлагаю заняться вопросом прямо сейчас, — Поплавский развернулся на пятках. — За мной, господа унтер-офицеры… Ну, и будущий унтер-офицер. Я, к слову, знаю прекраснейшее место, как раз неподалеку. А потом непременно следует отметить примирение, и заглянуть в…
— Дай угадаю, — усмехнулся Камбулат. — Ты знаешь одно прекраснейшее место как раз неподалеку?
— Обижаете, сударь, — Поплавский поднял палец вверх. — Что значит одно? Я знаю все прекраснейшие места в Петербурге!
Камбулат с Корфом дружно заржали.
— А как вы относитесь к предложению, мой юный друг? — поинтересовался Поплавский, развернувшись ко мне.
Отказываться я не собирался. Конечно, были дела и поважнее, но все же не настолько, что заниматься ими, не перекусив. Да и зачем еще нужно молодое тело, способное переварить даже ржавые гвозди?.. Уж точно не для здоровой пищи. Гречка и котлеты на пару подождут еще лет двадцать-двадцать пять, а сейчас меня и остальных курсантов ждет то самое блюдо, которое меняет свое название где-то чуть южнее Великого Новгорода. Но здесь, в столице, ее называют…
Глава 15
— Шаверма! Настоящая, питерская! — Поплавский поднял на вытянутой руке заветный сверток с рублеными овощами и чуть подгорелой курятиной. — Также ошибочно именуемая неграмотными людьми шаурмой. Впрочем, лично я предпочитаю название «божественный свиток» — оно как нельзя лучше описывать суть, а также…
— У вас на десантном все такие? — негромко поинтересовался я, ткнув Камбулата локтем в бок.
— Не-е-е, только этот. Уникум, мать его. Любого другого с такой биографией уже давно бы выперли с волчьим билетом. Или матросом на сухогруз отправили. — Камбулат усмехнулся и покачал головой. — А ему хоть бы хрен. Еще в гардемарины пролезет.
Я молча кивнул. Мой сосед по острогу действительно порой выдавал те еще кренделя. Зато был неглуп, отважен, хитер и, что куда важнее, стоял за своих горой, даже рискуя влипнуть в историю посерьезнее обычной. А эти качества, особенно подкрепленные наличием влиятельного родственника, порой открывают двери, за которые не может пробиться безупречная биография.
— Учись, курсант Острогорский. Вот так это делается! — Поплавский ловким движением оторвал идеально-ровный кусок бумаги, обнажая примерно с треть поджаристого лаваша. — И бери только здесь — у метро отравишься, а на углу Тринадцатой столько капусты кладут, что плеваться хочется.