Гарем
Шрифт:
— Значит, вы все-таки намерены ее продать?
Оценивающий молчаливый взгляд.
— Смотря по цене. У вас есть заманчивые предложения?
— У меня есть предложение от молодого принца из Манисы.
— Что там?
После недолгого настороженного молчания Юсуф-бей заговорил:
— Султан Сулейман стареет, годы его правления подходят к концу. Наследник трона Селим, как все мы знаем, пьяница, но у него есть сын, внук султана Сулеймана. По слухам, именно он придет к власти после деда. Хоть этот юноша еще очень молод, недавно его назначили правителем в Манису. В Стамбуле расценили этот шаг
Так вот, как я уже сказал, Мюрад еще очень молод, но не настолько, чтобы это могло ему помешать обзавестись собственным гаремом в Манисе. И его сестра, принцесса Хюмайше, прислала ко мне свою кира с просьбой приобрести для нее несколько красивых невольниц, которых она намерена послать в дар брату, — девушек может ждать самое блестящее будущее, они могут стать главными наложницами самого султана. — Торговец помолчал. — Думаю, что ради такого случая принцесса не станет скупиться. — Сделал глоток кофе и продолжал: — Сколько ей?
— Тринадцать.
— Мюраду шестнадцать.
Эсфирь Нази несколько минут обдумывала услышанное, что Юсуф-бей почел совершенно излишним.
— Что ж. Признаюсь, что девочка уже созрела, — наконец неторопливо проговорила она. — И, скажу вам откровенно, я выучила ее всему.
— Она уже имела женские регулы?
— Они настали полгода назад.
— И вы, как сказано, обучили ее всему, что должна знать хорошая наложница?
— Ей известно, как угодить мужчине, если вы об этом. — Эсфирь нетерпеливо отмахнулась от вопроса. — Я сама обучила ее всему. Вы, торговцы, — если теперь мне позволят высказать небольшое наблюдение — имеете довольно примитивные понятия о таких вещах.
— Она красива?
— Красива? Ах, Юсуф-бей, Юсуф-бей. — В ту минуту, когда женщина чуть наклонилась к нему, старый торговец, к своему немалому изумлению, заметил, что из глаз ее выкатились две слезинки, размером и прозрачностью похожие на две жемчужины. — Она прекрасна, как пери.
И так как Эсфирь Нази никогда не ошибалась в своих планах, она продала красавицу певунью Сафие торговцу Юсуф-бею за три сотни полновесных дукатов, что ровно в пятьдесят раз превышало цену, заплаченную ею самой. В Стамбуле торговец получил от принцессы Хюмайше почти в десять раз больше того, что было заплачено им. Принцесса же была совершенно убеждена в том, что совершила на редкость удачную покупку.
Что касается Сафие, то ее отвезли в Стамбул, а оттуда в Манису, в дар шестнадцатилетнему юноше, которому, возможно, предстояло стать будущим султаном. Вместе с двумя другими дарами, самыми превосходными из тех, что мог позволить богатой принцессе ее кошелек.
Одним из них была девочка, которую Сафие называла карие Михримах, примерно того же возраста, что и сама Сафие. Другим был молодой черный евнух по имени Хассан.
— Наша принцесса дала вам всем другие имена, — наставляли торговцы Сафие. — Теперь вас будут называть Ночные Соловьи. Лучшие из всех соловьев Манисы.
Глава 17
Стамбул, вечером 2 сентября 1599 года
В
Вдвоем они быстрыми шагами миновали внутренний дворик, затем помещения для раздевания, окружавшие купальни валиде, и прошли дальше коридорами, которых Селия прежде не видала. Вскоре они оказались перед стеной, в которой имелась маленькая дверца. Негритянка открыла ее, и Селия обнаружила, что та скрывает за собой невысокую лестницу. На своем пути девушки повстречали нескольких человек — некоторые из них принадлежали к низшей дворцовой челяди, один или двое были гаремными слугами более высокого ранга, — но ни один из них не удивился при виде их. Ни один не задал негритянке никакого вопроса, не спросил, куда они идут, но каждый отвешивал в сторону Селии вежливый поклон и, стоя с опущенными глазами, ожидал, когда они удалятся.
Спустившись по лесенке и миновав еще одну дверь, девушки оказались в дворцовых садах. Негритянка быстрыми шагами направилась по тропе, которая сначала привела их к нескольким соединенным друг с другом террасам, а затем, резко повернув вправо, оборвалась у подножия дворцовых стен. Пройдя еще несколько шагов, девушки очутились на небольшой полянке.
— О! — воскликнула Селия, узнав место.
В центре полянки возвышался изящный маленький мраморный павильон, по одну сторону от которого открывался вид на Стамбул, а по другую, подобно голубому сновидению, лежало море.
Тут негритянка впервые подала Селии знак, на беззвучном языке дворца означавший, что теперь той следует идти одной.
«Кто звал меня?» — задала немой вопрос Селия, но та лишь еще раз лукаво улыбнулась и убежала прочь.
Девушка огляделась. В саду было так тихо, что сначала она подумала, что находится здесь в одиночестве. Мраморная беседка, чьи белоснежные стены были украшены золотой арабской вязью, сверкала в лучах солнца. Где-то поблизости, среди стройных кипарисов, тихонько выводила свою песню вода, плещась о каменную чашу фонтана. Но легкое движение внутри беседки приковало взгляд Селии, и девушка догадалась, что она не одна тут.
В павильоне сидела женщина. Сейчас она, не отводя глаз, смотрела на море, и Селия не видела ее лица. Но когда та через мгновение обернулась, девушка увидела улыбку на лице человека, которого меньше всего ожидала здесь встретить.
— Милая сударыня, как любезно с вашей стороны прийти сюда. Я польщена, кадин.
— Госпожа хасеки. — Селия присела в низком поклоне. — Это для меня честь беседовать с вами.
Гюляе-хасеки протянула руку девушке.
— Простите, что не встаю, и не сочтите это, пожалуйста, за невежливость. Небольшое недомогание. — Она указала на свои поджатые ножки. — Сегодня, несомненно, не самый лучший из моих дней.