Гарри Поттер и Дары Смерти(astronom bash.ru)

Роулинг Джоан Кэтлин

Вода в мутной реке, возле которой они сидели, быстро поднималась и грозила скоро выйти из берегов. Они на целый час дольше, чем обычно, пробыли в своем палаточном лагере. Наконец, полностью перекопав свой ридикюль три раза, Гермиона больше не могла найти поводов задержаться здесь. Взявшись за руки, они с Гарри аппарировали на обдуваемый ветерком и покрытый вереском холм. Гермиона отпустила руку Гарри, отошла от него и села на камень, уткнувшись лицом в колени. Плечи ее тряслись — от всхлипов, как понял Гарри. Он хотел было пойти и утешить ее, но ноги будто приросли к месту.

В душе он чувствовал холод и пустоту, снова и снова вспоминая презрительное выражение на лице Рона. Гарри зашагал прочь через вереск,

вокруг рыдающей Гермионы, произнося заклинания, которые она обычно использовала для их защиты.

Они ни разу не упомянули Рона в последующие несколько дней. Гарри был настроен больше никогда не произносить его имени, и Гермиона, видимо, понимала, что бессмысленно на него давить. Но иногда, по ночам, Гарри слышал, как она плачет, думая, что он заснул. Между тем Гарри обзавелся привычкой доставать карту Мародеров и рассматривать ее при свете палочки. Он ждал, когда точка с пометкой «Рон» снова появится в коридорах Хогвартса, чтобы убедиться, что Рон вернулся в безопасный замок, где его защитит положение чистокровного волшебника. Однако Рон так и не появился, и через некоторое время Гарри поймал себя на том, что вынимает карту, чтобы отыскать на ней Джинни в спальне девочек, мечтая, что она почувствует его взгляд сквозь сон, как-нибудь поймет, что он думает о ней, надеясь, что у нее все хорошо.

Днями они были поглощены рассуждениями о том, где может находиться меч Гриффиндора, но чем больше перебирали места, куда Дамблдор мог его спрятать, тем более безнадежными и искусственными казались их предположения. Гарри долго ломал голову, но так и не смог вспомнить, чтобы Дамблдор хоть раз упомянул место, где мог что-нибудь хранить. Иногда юноша сам не знал, на кого больше злится — на Рона или на директора. «Мы думали, ты знаешь, что делаешь… Мы думали, Дамблдор сказал тебе, что делать… Мы думали, у тебя есть нормальный план!»

Он не мог не признаться себе, что Рон был прав. Дамблдор оставил его практически ни с чем. Они нашли один хоркрукс, но не знали способов, как его уничтожить. Остальные же как были, так и остались недосягаемы. Отчаяние грозило затопить его с головой. Теперь он сомневался, что правильно поступил, согласившись взять друзей в это сложное и бессмысленное путешествие. Он ничего не знал, у него не было никаких идей, и он каждую минуту с болезненным нетерпением ждал, когда Гермиона тоже скажет ему, что с нее достаточно. Что она уходит.

Много вечеров они провели, почти не разговаривая, и Гермиона начала чаще доставать портрет Финеаса Найджелуса и ставить его на стул, как будто он мог заполнить пустующее место, которое осталось после ухода Рона. Несмотря на прежнее заявление, что ноги его здесь больше не будет, Финеас Найджелус не смог устоять против возможности узнать, что собирается делать Поттер, и согласился появляться с завязанными глазами раз в несколько дней. Гарри даже радовался его визитам — он был какой-никакой, а компанией, несмотря на все свое ехидство и язвительность. Они смаковали каждую новость из Хогвартса, хотя Финеас не был идеальным осведомителем. Он уважал Снейпа, первого директора-cлизеринца с тех пор, как сам Найджелус управлял школой, и ребятам приходилось быть осторожными, чтобы не критиковать Снейпа или не задавать про него слишком дерзкие вопросы, иначе Финеас тотчас исчезал с картины.

Тем не менее, некоторые отрывочные сведения он сообщил. Оказалось, что Снейп постоянно сталкивается с глухим сопротивлением со стороны основной части учеников. Джинни была отстранена от походов в Хогсмид. Снейп восстановил старый декрет Амбридж о запрете собраний из трех или более студентов и создания неофициальных студенческих обществ. Из этого Гарри сделал вывод, что Джинни, возможно, вместе с Невиллом и Луной изо всех сил старались возродить Армию Дамблдора. Из-за этих скудных вестей желание Гарри увидеть Джинни было

таким сильным, что он чувствовал себя больным. Но они заставляли его вспоминать и Рона, и Дамблдора, и Хогвартс, по которому он скучал почти так же горячо, как по бывшей девушке. Слушая рассказы Финеаса о репрессиях Снейпа, Гарри на долю секунды загорался безумной идеей просто отправиться в школу и присоединиться к противникам снейповского режима: в такие моменты самым горячим его желанием было нормально поесть, поспать на мягкой кровати и переложить свою ответственность на кого-нибудь другого. Но потом он вспоминал, что он — "Нежелательный номер 1", что за его голову назначена награда в десять тысяч галеонов, и что появляться сейчас в Хогвартсе так же опасно, как в Министерстве Магии. На самом деле, Найджелус время от времени нечаянно напоминал об этом обстоятельстве, задавая наводящие вопросы о местонахождении Гарри и Гермионы. Каждый раз при этом Гермиона запихивала его обратно в сумочку, и после такого бесцеремонного прощания Финеас Найджелус неизменно отказывался появляться в течение следующих нескольких дней.

Погода становилась все холоднее и холоднее. Они не осмеливались задерживаться на одном месте слишком долго. Так что, вместо того, чтобы оставаться на юге Англии, где самой худшей из неприятностей была твердая мерзлая земля, они скитались туда и сюда по стране, бросали вызов горным склонам, где мокрый снег облеплял палатку, пересекали болота, где их настигала ледяная вода, останавливались на крошечном островке посреди шотландского озера, где палатку за ночь наполовину засыпал снег. Рождественские елки уже начали подмигивать им кое-где из окон домов, когда одним вечером Гарри решил снова предложить вариант дальнейших действий, который, как он полагал, единственный оставался у них в запасе. Они только что непривычно хорошо поели: Гермиона под мантией-невидимкой пробралась в супермаркет (при этом добросовестно бросив деньги в открытую кассу при выходе), и Гарри подумал, что ее будет легче убедить на сытый желудок, набитый спагетти «Болоньезе» и консервированными грушами.

Он предусмотрительно предложил несколько часов отдохнуть и не носить хоркрукс, который теперь висел на краю койки.

— Гермиона?

— М-м? — она свернулась на одном из продавленных кресел со «Сказками барда Бидла». Гарри не представлял, что еще она может извлечь из не такой уж длинной книги, но, судя по всему, она все еще ее расшифровывала, потому что Рунический словарь лежал открытым на ручке кресла.

Гарри прочистил горло. Он себя чувствовал точно так же, как несколько лет назад, когда попросил профессора МакГонагалл, можно ли ему пойти в Хогсмид, несмотря на то, что он так и не смог убедить Дурсли подписать разрешение.

— Гермиона, я тут подумал, и…

— Гарри, ты можешь мне помочь кое с чем?

Как видно, она его не слушала. Наклонившись, она протянула ему «Сказки барда Бидла».

— Взгляни на этот символ, — она указала на начало страницы. Под строчкой, которая, по предположению Гарри, была названием сказки (не зная рун, он не мог сказать точно), находилась картинка с чем-то, напоминающим треугольный глаз, зрачок которого был перечеркнут вертикальной линией.

— Я никогда не изучал Древние Руны, Гермиона.

— Я знаю, но это не руна, и ее нет в словаре. Все это время я полагала, что это глаз, но теперь так не думаю! Он выведен чернилами, гляди, кто-то его здесь нарисовал, он не часть книги. Вспомни, ты его раньше не видел?

— Нет… Нет, подожди секунду, — Гарри вгляделся, — это разве не тот же символ, что носил вокруг шеи отец Луны?

— Вот, и я так подумала!

— Значит, это метка Гриндельвальда.

Она уставилась на него, открыв рот.

— Что?!

— Крам мне сказал…

Он пересказал историю, которую услышал на свадьбе от Виктора Крама. Гермиона была поражена.