Гарри Поттер и Дары Смерти(astronom bash.ru)
Шрифт:
Гарри бы с радостью отправился в Годрикову Лощину на следующий же день, но у Гермионы были другие соображения. Будучи убежденной, что Волдеморт ждет возвращения Гарри в деревню, где погибли его родители, она решительно настаивала на том, что они отбудут, только когда уверятся, что их маскировка совершенна. Так что отъезд состоялся лишь спустя целую неделю, после того как они тайком заполучили волосы у ничего не подозревавших магглов, совершавших рождественские покупки, и попрактиковались в аппарации вдвоем под мантией-невидимкой — только тогда Гермиона, наконец,
Они собирались аппарировать в деревню под покровом сумерек, так что выпили оборотное зелье ближе к вечеру. Гарри превратился в лысеющего маггла средних лет, а Гермиона — в его низенькую и довольно невзрачную жену. Ридикюль, в который были сложены все их пожитки (кроме хоркрукса — его Гарри носил на шее), Гермиона спрятала во внутренний карман своего застегнутого на все пуговицы пальто. Гарри накрыл обоих мантией-невидимкой, и они снова провалились в удушающую темноту.
Гарри открыл глаза. Сердце билось где-то в горле. Они стояли рука об руку на заснеженной тропинке под темно-синим небом, в котором уже начинали слабо мерцать первые ночные звезды. По обеим сторонам от узкой дороги виднелись дома, в окнах которых мигали огни рождественских лампочек. Немного впереди золотой свет фонарей подсказывал, что там находится центр деревни.
— Здесь столько снега! — прошептала Гермиона. — Почему мы не подумали о снеге? После всех наших предосторожностей мы будем оставлять следы! Придется от них избавляться — ты иди вперед, я буду это делать…
Гарри не захотел входить в деревню в виде шуточной театральной лошади, пытаясь закрываться мантией-невидимкой, пока Гермиона заметает следы магией.
— Давай снимем мантию, — сказал он и добавил, когда она испуганно посмотрела на него: — Ой, ну пошли, мы не похожи на себя, и вокруг — никого.
Гарри сунул мантию под куртку, и они беспрепятственно продолжили путь мимо одноэтажных зданий, чувствуя, как холодный воздух покалывает лицо. В любом из их этих домов когда-то могли жить Джеймс и Лили, любой мог принадлежать Батильде. Гарри пристально разглядывал входные двери, заснеженные крыши, крылечки, гадая, вспомнит ли он что-нибудь, но зная в душе, что это невозможно, что ему было меньше года, когда он покинул это место навсегда. Он даже не был уверен, что вообще увидит свой дом — он не знал, что случается, когда умирают люди, защищенные чарами Fidelius. Тут узкая дорога, по которой они шли, свернула налево, к маленькой площади в центре деревни.
Огороженное вокруг разноцветными лампочками, в центре площади стояло нечто, напоминающее военный мемориал, частично скрытый рождественской елью, ветви которой колыхались от ветра. Там же находились несколько магазинов, почтовое отделение, паб и маленькая церковь, ее окна из цветного стекла ярко, словно драгоценные камни, горели с другой стороны площади.
Здесь снег был утоптан: стал плотным и скользким там, где люди примяли его за целый день. Мимо Гарри и Гермионы спешили по своим делам жители деревни, чьи фигуры едва выхватывали из темноты уличные фонари. Они расслышали взрыв смеха
— Гарри, я думаю, сейчас канун Рождества! — сказала Гермиона.
— Правда?
Они не видели газеты уже несколько недель, и Гарри потерял счет дням.
— Я уверена, — ответила Гермиона, не отрывая взгляда от церкви. — Они… они ведь будут там, да? Твои мама с папой? Я вижу позади кладбище.
Гарри почувствовал, как его охватывает дрожь, — даже не нетерпения, а страха. Теперь, оказавшись так близко, он задумался, хочет ли на самом деле все увидеть. Должно быть, Гермиона поняла, что он чувствует, потому что взяла его за руку и в первый раз за сегодня пошла первой, потянув его за собой. Но на полпути через площадь встала как вкопанная.
— Гарри, смотри!
Гермиона показывала на военный мемориал. Когда они проходили мимо, он изменился. Вместо обелиска с выбитыми именами теперь это были три статуи: мужчина со взъерошенными волосами и в очках, женщина с длинными волосами и добрым, милым лицом и маленький мальчик у нее на руках. На их головах пушистыми шапками лежал снег.
Гарри подошел ближе, вглядываясь в лица родителей. Он никогда не думал, что здесь могут быть их статуи… Как странно было видеть себя, изображенным в камне, счастливым ребенком без шрама на лбу…
— Пошли, — сказал Гарри, когда насмотрелся достаточно, и они вновь повернули к церкви. Пересекая дорогу, он обернулся — статуи вновь превратились в обелиск.
Чем ближе они с Гермионой подходили к церкви, тем громче становилось пение. Это заставляло горло Гарри сжиматься, потому что так напоминало о Хогвартсе, о Пивзе, внутри доспехов распевающем грубые пародии на хоралы, о двенадцати рождественских елках в Большом зале, о Дамблдоре и шляпе, которую он достал из хлопушки, о Роне в связанном матерью свитере…
Вход на кладбище закрывала узкая калитка. Гермиона открыла ее, стараясь сделать это как можно тише, и они проскользнули внутрь. На этой стороне скользкой дороги, ведущей к церкви, лежали глубокие нетронутые сугробы. Друзья двинулись через снег в обход здания, держась в тени под сверкающими окнами и оставляя за собой широкие борозды.
Позади церкви ряды заснеженных надгробий высились над бледно-голубым одеялом, раскрашенном искрящимися желтыми, красными и зелеными пятнами там, где на него падал свет из цветных окон. Крепко сжимая ладонью палочку в кармане куртки, Гарри прошагал к ближайшей могиле.
— Посмотри-ка, Эббот! Может быть, это дальний родственник Ханны!
— Говори тише, — взмолилась Гермиона.
Они продвигались все дальше и дальше по кладбищу, оставляя за собой темные следы в снегу, останавливаясь, чтобы вглядеться в слова на старых могильных камнях, то и дело оглядывались украдкой, чтобы удостовериться, что за ними никто не идет.
— Гарри, здесь!
Гермиона стояла через два ряда могил. Ему пришлось пробираться обратно, сердце гулко стучало в груди.
— Это?..