Гарри Поттер и Орден Феникса (Анна Соколова)
Шрифт:
— Ему не только переписка нужна, — Рон заговорил уже в обвинительном тоне.
Гермиона поджала губы, покачала головой и, отвернувшись от Рона, который продолжал испепелять ее взглядом, обратилась к Гарри:
— Ну ладно, так что ты решил? Будешь нас учить?
— Только тебя и Рона, да?
— Вот, — Гермиона опять вошла в раж. — Вот… сейчас, только не заводись опять, Гарри, пожалуйста… но, по-моему, ты должен учить каждого, кто захочет учиться. Суть ведь в том, что мы обсуждали нашу защиту против Вволдеморта… О, Рон, не нужно таких душераздирающих взглядов… Мне кажется, будет несправедливо, если мы не дадим другим шанса.
Гарри
— Ну да, только я сомневаюсь, что ктонибудь еще кроме вас двоих захочет у меня учиться. Я ведь псих, помнишь?
— Ты, наверное, удивишься, сколько народу готовы послушать, что ты им расскажешь, — серьезно ответила Гермиона. — Знаешь что… — она наклонилась поближе к Гарри. Рон, который все еще глядел на нее исподлобья, тоже подался вперед. — Первые выходные дни в октябре у нас — в Хогсмеде, да? Как смотришь на то, если мы предложим всем, кому интересно, встретиться с нами в деревне и там все обсудить?
— А почему это нельзя сделать в школе? — поинтересовался Рон.
— Потому что, — Гермиона вернулась к схеме Китайской кусачей капусты, [149] которую до этого начала перерисовывать, — не думаю, что Амбридж обрадуется, если узнает, что мы затеяли.
Гарри ждал выходных в Хогсмеде с нетерпением, но его беспокоило одно обстоятельство. С тех пор, как Сириус в начале сентября появился в камине, он больше не давал о себе знать. Гарри понимал, что Сириус на них разозлился, когда услышал, что они не хотят его видеть… но все-таки время от времени переживал, что Сириус может плюнуть на все и явиться в Хогсмед. И что прикажете делать, если на хогсмедской улице к ним подбежит огромный черный пес, а тем более, если это произойдет на глазах у Драко Малфоя?
149
2 Chinese Chomping Cabbage (chomping caterpillar — это гусеницы бабочки-капустницы; очевидно Гермиона изучала некий гибрид капусты с ее вредителем)
— Ну нельзя же его осуждать за то, что он хочет прогуляться? — заметил Рон, когда Гарри поделился опасениями с ним и с Гермионой. — Он ведь больше двух лет провел в бегах, тоже мало радости, само собой, но он хоть свободным был! А теперь сидит взаперти с этим жутким эльфом.
Гермиона метнула на Рона гневный взгляд, но больше никак на пассаж о Кричере не отреагировала.
— Проблема в том, — обратилась она к Гарри, — что пока Вволдеморт… ох, ради всего святого, Рон… не объявится, Сириусу придется скрываться, так? Я имею в виду, что министерские болваны не оправдают Сириуса до тех пор, пока не согласятся, что Дамблдор все время говорил правду. И только когда эти идиоты начнут ловить настоящих Искушённых Смертью, тогда и станет ясно, что Сириус не из их числа… то есть, во всяком случае, Метки у него на руке нет.
— Не думаю, что Сириус сваляет такого дурака и заявится, — бодро решил Рон. — Дамблдор тогда взбесится, а Сириус Дамблдора слушается, пусть даже без всякого удовольствия.
Но Гарри это не успокоило, поэтому Гермиона добавила:
— Слушай, мы с Роном поговорили с теми, кто, как нам кажется, хотел бы поучиться настоящей Защите от темных искусств, и, пожалуй, есть парочка ребят, которых это заинтересовало. Мы договорились
— Ладно, — машинально согласился Гарри, все еще думая о Сириусе.
— Гарри, не переживай так, — спокойно заметила Гермиона. — У тебя и без Сириуса дел полно.
Конечно, она была права, Гарри попрежнему был завален домашними заданиями, хотя сейчас, когда каждый вечер не тратился на взыскания у Амбридж, стало значительно легче. Рон по учебе отставал даже сильнее, чем Гарри, потому что кроме общих для обоих квиддичных тренировок дважды в неделю, Рон еще выполнял обязанности префекта. Хотя Гермиона, у которой занятий было больше, чем у кого бы то ни было, не только успевала делать домашние задания, но еще находила время, чтобы вязать одежду для эльфов. Гарри пришлось признать, что она совершенствуется: теперь разница между шапками и носками была заметна почти всегда.
Утро в день похода в Хогсмед выдалось ясным, но ветреным. После завтрака все встали в очередь к Филчу, который сверял фамилии с длинным списком студентов, получивших от родителей или опекунов разрешение на посещение деревни. Гарри почувствовал легкий укол совести, вспомнив, что если бы не Сириус, он вообще не смог бы туда пойти.
Когда Гарри подошел к Филчу, школьный смотритель шумно потянул носом воздух, словно пытаясь уловить от него какойнибудь запах. Потом, играя желваками, коротко кивнул, и Гарри спустился по каменным ступеням навстречу прохладному солнечному дню.
— Ээ… зачем Филч тебя нюхал? — поинтересовался Рон, когда они втроем с Гермионой бодро шагали по широкой дороге к воротам.
— Наверное, вынюхивал запах навозных бомб, — коротко усмехнулся Гарри. — Я забыл вам рассказать…
И он изложил друзьям историю отправки своего письма Сириусу с последующим появлением Филча, который требовал показать письмо. К легкому удивлению Гарри Гермиона этой историей очень заинтересовалась, гораздо сильнее, чем она интересовала самого Гарри.
— Он говорил, что ему донесли, будто ты собираешься заказывать навозные бомбы? Но кто ему сказал?
— Понятия не имею, — пожал плечами Гарри. — Может, Малфой решил так пошутить.
Они прошли между высокими каменными столбами, увенчанными крылатыми вепрями, и повернули налево, на дорогу, ведущую в деревню. Ветер бросал им волосы в лицо.
— Малфой? — скептически повторила Гермиона. — Ну… да… возможно…
И вплоть до окраины Хогсмеда погрузилась в глубокую задумчивость.
— Ну, так куда мы идем? — поинтересовался Гарри. — В «Три Метлы»?
— О… нет, — встряхнулась Гермиона, — нет, там всегда народу полно и слишком шумно. Я договорилась встретиться в «Кабаньей Голове», знаешь, это другой паб, он не на главной улице находится. Заведеньице это… ну… сомнительное… но обычно там учеников не бывает, так что нас никто не подслушает.
Они миновали магазин «Магических Розыгрышей Зонко», что на главной улице, и не удивились, заметив там Фреда, Джорджа и Ли Джордана; прошли мимо почты, откуда периодически вылетали совы, и поднялись по боковой улочке к маленькой гостинице. Над дверью на ржавом крюке висела разбитая деревянная вывеска, на которой была изображена отрубленная голова дикого кабана, истекающая кровью на белую скатерть. Когда они подошли поближе, вывеска на ветру заскрипела. Перед дверью ребята в нерешительности остановились.