Гарри Поттер и Орден Феникса (Гарри Поттер - 5) (Часть 2, неофициальный перевод)
Шрифт:
– Хороший улов, - сказал Гарри Джинни в гостиной, обстановка в которой очень походила на мрачные похороны.
– Это была всего лишь удача, - пожала плечами она, - Снитч был не очень быстрый, а Саммерби замёрз; он чихнул и закрыл глаза в самый неподходящий момент. В любом случае, когда ты вернёшься в команду...
– Джинни, я получил пожизненный наказание.
– Ты будешь находиться под запретом не дольше, чем Умбридж будет в школе, - поправила его Джинни.
– Вот, в чём разница. В любом случае, как только ты вернёшься, я думаю...
–
Гарри взглянул на Рона, сгорбившегося в углу, который разглядывал собственные колени и держал в руке бутылку Усладэля.
– Ангелина не хочет его отпускать, - сказала Джинни, словно читая мысли Гарри.
– Она говорит, что у него уже начинает получаться.
Гарри нравилась Ангелина за эту веру в Рона, но в то же время он думал, что было бы действительно лучше, если бы Рону позволили уйти из команды. Рон теперь был озабочен становящимся всё более популярным гимном "Уизли - наш король", с большим смаком распевавшимся слизеринцами, которые теперь были главными претендентами на завоевание кубка по Квиддичу.
Фред и Джордж бродили вокруг.
– Я ещё не настолько бессердечный, чтобы хоть на миг его оставить, произнёс Фред, глядя на унылую фигуру Рона, - Помнишь... когда он пропустил четырнадцатый мяч...
Он сделал дикое движение руками, как будто делал прямой стильный гребок.
– Ну ладно, я сохраню это для потомков, да?
Рон поплёлся спать почти сразу вслед за ними. Не думая о своих ощущениях, Гарри подождал немного перед тем, как самому подняться в спальню, чтобы дать Рону уснуть, если он в самом деле этого хотел. Наконец Гарри вошёл в комнату. Храп Рона был немного громче, чтобы показаться правдоподобным.
Гарри улёгся, думая о матче. Со стороны это было чрезвычайно разочаровывающее зрелище. Игра Джинни довольно впечатлила его, но Гарри знал, что если бы он играл сам, то смог бы поймать снитч намного раньше... Был один момент, когда он трепыхался возле лодыжки Кирка; если бы Джинни тогда не колебалась, она могла бы вырвать победу для Гриффиндора.
Умбридж сидела несколькими рядами ниже Гарри и Гермионы. Однажды или дважды она украдкой поворачивалась на месте, чтобы взглянуть на него; её широкий жабий рот при этом расплывался, как ему казалось, в злорадной улыбке. Вспоминая об этом, он чувствовал себя вне себя от гнева, лёжа в темноте. Однако через короткое время он вспомнил, что ему нужно освободить разум от всех эмоций перед сном, как учил его Снейп в конце каждого занятия по Перезаграждению.
Он попробовал минуту или две, но мысль о Снейпе поверх воспоминаний об Умбридж лишь усугубила его негодование, и вместо расслабления он сосредоточился на том, как сильно он ненавидит их обоих. Постепенно храп Рона утих, сменившись глубоким и медленным дыханием. Гарри же всё никак не мог уснуть; его тело устало, но мозг всё ещё оставался возбуждённым.
Ему приснилось, что Невилл и Профессор Спраут танцевали вальс в Комнате Необходимости, а Профессор МакГонагал
Но как только Гарри вышел из комнаты, он столкнулся лицом к лицу не с гобеленом Варнавы Барни, но с торчащим в кронштейне факелом на каменной стене. Он медленно повернул голову влево. Там, в конце прохода без окон, была плоская чёрная дверь.
Он двинулся к ней с нарастающим чувством волнения. У него было самое необыкновенное ощущение, что в этот раз всё у него, наконец, получится, и он сможет открыть её... он прошёл через неё и, ещё больше волнуясь, увидел справа слабую голубую полоску света... дверь была приоткрыта... он протянул руку, чтобы открыть её шире, и...
Рон громко, скрежещуще и неподдельно всхрапнул, и Гарри неожиданно проснулся, держа правую руку перед собой в темноте, пытаясь открыть дверь, которая была в сотнях миль отсюда. Он опустил руку со смешанным чувством досады и вины. Гарри знал, что не должен был видеть эту дверь, но в то же самое время ему было так любопытно узнать, что же было за ней, что он не смог скрыть досаду ... неужели Рон не мог захрапеть на несколько минут позднее?
* * *
Утром в понедельник они вошли на завтрак в Большой Зал как раз в тот момент, как появились почтовые совы. Гермиона была не единственной, кто страстно ожидал свежего.
"Ежедневного Пророка": практически все студенты жаждали узнать свежие новости о сбежавших Упивающихся Смертью, которые, несмотря на множество слухов, так и не были пойманы. Она дала Кнут сове, принесшей газету, и жадно её развернула, в то время как Гарри подкреплялся апельсиновым соком; за весь год он получил одно единственное письмо. Поэтому, когда первая сова с глухим стуком приземлилась прямо перед ним, он был уверен, что это какая-то ошибка.
– Ты к кому?
– спросил он её, медленно отодвигая апельсиновый сок в сторону от её клюва и наклоняясь вперёд, чтобы прочитать имя и адрес получателя:
Гарри Поттеру.
Большой Зал.
Школа Хогвартс.
Нахмурившись, он попробовал взять письмо, но ещё до того, как ему это удалось, ещё три, четыре, пять сов затрепетали перед ним и стали искать место, наступая в масло и перешагивая через соль, при этом каждая старалась первой отдать ему своё письмо.
– Что происходит?
– удивлённо спросил Рон, и все за столом Гриффиндора наклонились вперёд, посмотреть на ещё семь сов, садящихся в гуще первых, визжа, ухая и хлопая крыльями.
– Гарри!
– затаив дыхание, произнесла Гермиона, погружая руки в гущу перьев и вытаскивая из-под визжащей совы длинный цилиндрический пакет. Думаю, я знаю, что всё это значит - открой вначале этот!
Гарри разорвал коричневый пакет. Внутри находился туго свёрнутый экземпляр мартовского выпуска "Придиры". Он развернул его, и увидел на передней обложке своё собственное робко улыбающееся лицо. Крупным красным шрифтом по этому изображению тянулись слова:
ГАРРИ ПОТТЕР, НАКОНЕЦ, ЗАЯВЛЯЕТ: