Гастроль в Вентспилсе
Шрифт:
Тедис сознавал, что опять им движут чувства, необоснованные и недоказуемые подозрения, а они-то и есть наибольшее зло при ведении следствия по уголовному делу. Если ему не удастся обуздать фантазию, приучить себя рассуждать бесстрастно и освободиться от абсолютно ненужной сентиментальности, то ему до самой пенсии пребывать в «детсаде», где такой чувствительный дядя будет очень по душе несовершеннолетним нарушителям…
В кабинет вошел дежурный сержант.
– Разрешите?.. Вот этот гражданин вас ищет, товарищ старший инспектор. По неотложному делу.
– Не такое уж оно срочное, это дело, просто
Не дождавшись приглашения, он прошел мимо сержанта и поклонился. По случаю официального визита он, невзирая на летний зной, был в застегнутом на все пуговицы темно-коричневом пиджаке. Из бокового кармана Гринцитис извлек конверт и протянул его Селецкису.
– Пришло с вечерней почтой, и мне почему-то показалось, что это письмо надо сдать в милицию. Ходят слухи, что Мендерис арестован. Это правда?
– Благодарю, – сказал Селецкис и положил письмо на стол. – Поскольку письмо не заказное, обойдемся без квитанции, я полагаю… Вы хотите сообщить что-либо важное, что может помочь следствию?
– Я право не знаю, – смутился Гринцитис. – Может, у вас есть какие-нибудь вопросы ко мне?
– Если возникнут, мы вас вызовем. Всего наилучшего!
Гринцитис подал было на прощанье руку, но, заметив неприязненное выражение лица старшего инспектора, передумал.
– Отчего ты с ним так неприветлив? – спросил Яункалн. – Вчера мне показалось, вы с ним хорошие знакомые.
– Так уж оно есть с этой всенародной поддержкой. Теоретически нам трудно работать без помощи самых широких слоев населения. Но по собственной инициативе со своими наблюдениями чаще всего приходят всякие сплетники или же люди, желающие извлечь для себя таким образом какую-то пользу.
– Имант Гринцитис не похож на сплетника.
– Значит, у него на уме еще что-то. Быть может, его заботит репутация магазина, – ответил Селецкис и посмотрел конверт на свет. – Не распечатывался, это видно и без экспертизы. Вчера поздно вечером отправлено из центра Вентспилса.
Он разрезал ножницами конверт и пинцетом извлек оттуда исписанный листок бумаги. Прочитал, покачал головой и протянул письмо Яункалну.
«Уважаемый тов. Мендерис!
Ни сегодня, ни завтра зайти я к Вам не смогу, ибо внезапно почувствовал слабость на сердце. Посему прошу извинить меня за то, что не принес товар. Однако дома держать тоже не хочу. После неожиданного визита стало страшновато. Прошу вас зайти, когда будет время, и я расскажу, где спрятал. Очень хочу этой ночью спать спокойно, поэтому приму свое черное снотворное. А также и за Ваше здоровье.
Очень Вас жду!
С глубоким уважением
5 августа 1975 года
Вентспилс».
Что-то было в этом письме ненастоящее, но что именно? Яункалн принес заявление Румбиниека об утере паспорта и положил рядом. Почерк тот же самый. Многословие можно было счесть возрастной чертой характера. Однако более всего смущало то, что письмо отвечало почти на все вопросы. Оно, казалось, было сочинено специально для того, чтобы милиции было легче расследовать дело. Но разве в жизни так не случается?
Полковник
– Эмиль Мендерис ведь готов признать свое участие в афере с «Сикурами». Зачем ему было убирать опасного свидетеля? И еще одно неясное обстоятельство. Единственный яд, действующий сразу после введения, – эта знаменитый цианистый калий, но у него выраженный запах горького миндаля. Позвонил в морг – инъекция отпадает, нигде нет ни малейшего следа от иглы. Производные дигиталиса дают смертельный исход лишь через шестнадцать часов. Вероятность эта не исключена, однако она опрокидывает все наши расчеты времени. Я уж начал думать, что он умер естественной смертью, но тут откопал в вашей библиотеке учебник по фармакологии. Старенький, зато обстоятельный, даже с примерами из древнегреческой мифологии. На шестьсот одиннадцатой странице я обнаружил сведения об аконитине – алкалоиде растения аконит. Оказывается, фирма «Мерк» производит препарат «aconitinum crystallisatum», растворимый в спирте. Достаточно пяти миллиграммов, чтобы через три часа наступил паралич сердца.
– Значит, Румбиниек принял его до восьми часов. Но в это время Мендерис был еще в Ужаве или по пути оттуда, – задумчиво проговорил Селецкис.
– По его собственному утверждению, – заметал Кашис, – нами еще не проверенному.
– Шофер с молоковоза будет у меня завтра утром. Как только придет на работу. Вчера по этой трассе ездил только Филарет Воскобойников.
– Не козыряйте редкими именами, они не оправдывают недостаток оперативности! – полковник был не в духе. – Трупный материал самолетом отправлен в Ригу на исследование, там обещали работать всю ночь, если потребуется, и прислать нам заключение по телетайпу. Я и для вас двоих приготовил незаконную сверхурочную работу. Вам известен некто по прозвищу Чип?
– Настоящее имя Дзинтар Вульф, – подсказал Яункалн.
– Есть у нас в Вентспилсе такой спекулянт по морской части, – безразличным тоном отозвался Селецкис. – На учете у инспектора Дрейманиса.
– Ваш инспектор знает о нем меньше, чем моя теща, у которой из-за этого Чипа даже температура подскочила. К вашему сведению, он сегодня дважды побывал в парадном, где квартира Румбиниека, и смылся при виде милицейских машин. Даже если не верить моей теще, которая считает, что убийца обязательно возвращается на место преступления, все равно надо бы за этого типа взяться покрепче. Он получает от моряков подозрительно легкие для их размера свертки, которые переправляет дальше через посредничество несовершеннолетних… Одним словом, ясно?
– Ясно! – словно эхо отозвался Яункалн. – Теперь я знаю, чем различаются эти письма. Датой! Взгляните, как она написана в заявлении и как здесь.
Он придвинул полковнику оба листка. Цифры казались написанными одинаковым почерком, но манера написания даты была разная.
В заявлении –
– На графологическую экспертизу! – отдал распоряжение Кашис. – Ну и, конечно, надо искать отпечатки пальцев.