Гастролеры, или Возвращение Остапа

Чубич Константин

– Простатит, – подсказала экс-помощница.

– Тоже вылечил, – безымянный палец составил компанию мизинцу. – Но самое главное – я, будучи в интимных отношениях с магией, вселил в грешные души людей надежду. Надежда – мой компас земной, а удача – награда за сме-е-лость (Н. Добронравов), – пропел магистр…

– Гореть тебе в аду. – Виолетта покачала головой. – В рай тебе дорога заказана!

Жульдя-Бандя улыбнулся:

– Виолетточка, дружочек, что в этом раю делать посреди унылых сердобольных и законопослушных праведников. Аж противно… поговорить

не с кем. Я тебе скажу один вещь – только ты не обижайся.

Та кивнула.

Собеседник саркастически подметил:

– Меня утешает то, что праведников и грешников везут на кладбище по одной дороге.

– А душа?! – Виолетта выкрутила шею, оставив на лице знак вопроса.

– А меж тем я чист, как изумруд, и в душе святого – дох…я.

– Ты сказал матом?! – она брезгливо сморщила лобик, будто мат от живого человека услышала впервые.

– Не я – друг моего несостоявшегося детства, дважды еврей Советского Союза и трижды орденопросец – товарищ Губерман.

– Нет, тебе нужно срочно идти в церковь: исповедаться и причаститься… – Виолетта почесала за ушком, выражая лёгкую степень сомнения, – или причаститься, потом исповедаться.

– Молиться в храм ходят те, кто уже не в состоянии грешить, – ехидно улыбаясь, заключил Жульдя-Бандя, прибавив: – в церковь я могу привести только тело, душа на это согласия пока не давала….

Глава 37. Праздничная «обедня» во здравие доверчивых херсонцев

В какой-то момент Жульдя-Бандя почувствовал стенания вопиющего желудка.

– Я жрать хочу, как семеро козлят! – улыбаясь, объявил он, цинично присвоив частицу интеллектуальной собственности ветхозаветных сказочников – братьев Гримм. – У меня появилась грандиозная идея! Ты, – он ткнул пальцем в обладательницу местоимения, – медленно и печально перемещаешься на кухню и тонким слоем нарезаешь окорочок…

– Как скажете, мой повелитель! – Виолетта раболепно сомкнула перед грудью ладошки, сопроводив это наклонением головы.

– А я пойду, возьму бутылочку коньячка… за ваш счёт.

– Это как же, мать вашу, извиняюсь, понимать?.– она из рабыни преобразилась в повелительницу.

– Впрочем, – вспомнил магистр, – ты, кажется, давала маме обещание, что в рот не возьмёшь…

– Сегодня, ради такого случая, я нарушу свой обет…

– И возьмёшь?!

– И выпью! – хозяйка погрозила пальчиком бесшабашному постояльцу. – Только мне до конца не ясно – почему за мой счёт? – выказала она лёгкое недоумение. – Сегодня что – День защиты детей?..

– Сегодня – день защиты философов! Закуска моя? А отрицать тот факт, что копчёный окорок был подарен мне, было бы крайним невежеством, поэтому прошу профинансировать закупку бутылки коньяка в количестве одной штуки.

Жульдя-Бандя по-отечески провёл рукой по плечику помощницы: – Мы должны вместе разделить тяжкое бремя праздника.

– А тебе не будет стыдно пить коньяк за счёт женщины?! – подавая червонец, ехидно поинтересовалась бывшая её обладательница.

– Будет, –

честно признался философ, – более того, я, возможно, никогда не смогу себе этого простить, и меня до конца жизни будут терзать угрызения. – Он со вздохом принял купюру, обрекая себя на пожизненное мученичество.

– Возьми батон и колбаски, – провожая в магазин экс-целителя, напутствовала Виолетта, дабы тот вместе с ней разделил тяжкое бремя праздника.

– Докторской?!

– Айболитовской! – она хихикнула, поражаясь обострившемуся чувству юмора, чего ранее за собой не замечала. – Палочку сырокопчёнки!

– А может, просто, по-нашему, как в старые добрые времена – пожарим яишнички? – с тем, чтобы тяжкое бремя праздника взвалить только на Виолетту, предложил Жульдя-Бандя.

– Коньяк с яишницей?! – Виолетта брезгливо посмотрела на квартиранта, будто тот предложил жареных опарышей.

– А что плохого тебе сделали яйца. Яйца, значит, не заслужили? Человечество миллионы лет пожирает яйца! – вступился за куриное потомство и за всё пернатое сообщество орнитолог.

– Не заслужили!

– Не надо по яйцам судить о человеке! – выдал философ афоризм, ранее не встречавшийся в стройных шеренгах новорождённых мыслей у соратников по жанру.

Виолетта засмеялась, вытесняя из квартиры философа, поскольку тот, прелюбомудрствуя, уже успел забыть о желудке.

– На сырокопчёнку денег не хватит, – сетовал главный специалист по мелким поручениям, выходя из квартиры.

– Свои добавишь!

– За свои и дурак купит…

…В винно-водочном отделе гастронома стоящие впереди двое мужчин возраста преклонной молодости, с очевидными признаками пролетарского происхождения, вступили друг с другом в полемику относительно выбора продукта. Один настаивал на трёх бутылках портвейна, другой в качестве альтернативы предлагал взять бутылку «Пшеничной».

– Ну и что решили?! – улыбаясь, спросила молоденькая продавщица в белом халатике, едва скрывавшем вполне сформировавшуюся попку.

– Бросить пить! – нашёлся молодой человек, коим, конечно же, был наш неугомонный герой.

Продавщица захохотала так откровенно и визгливо, что со стороны могло показаться, будто в магазине лает чихуахуа. Слёзы хлынули из глаз. Она, вытирая их кулачками, лишь размазывала тушь, отчего стала похожа на привидение.

Подоспевшая к ней грузная, пудов шести, напарница, которой было невтерпёж узнать о причине смеха коллеги, увидев «привидение», захохотала низким трубным голосом, опустившись на стул.

Понимая сопричастность к дезорганизации работы винно-водочного отдела, продавщица попыталась задушить смех. Подошла к прилавку. Хохот пролетариев, во главе с нарушителем спокойствия, снова разбудил эмоции. Она только и смогла вымолвить:

– Так, вам…

Женщина отвернулась, держась за живот. Подрагивающие плечи стороннему взгляду могли указать на то, что она рыдает. Подтянулись продавщицы из отделов, в которых не было покупателей, чтобы узнать о причине несанкционированного веселья.