Гавани Луны

Лорченков Владимир Владимирович

Какие мы ранимые и нежные, словно девочка, – говорила она.

Мы написали несколько книжек, не стали мировой знаменитостью, и решили, что дело не стоит нашего внимания, – говорила она.

Никто еще не давал понять так изящно своей второй половине, что хотел бы видеть его «звездой», – говорил я.

Дерьмо все это! – восклицала она. – Выпьем!

В этом я с тобой полностью согласен, – говорил я.

Ох, да заткнись ты, – бросала она зло, и лицо ее начинало идти пятнами, и я буквально чувствовал, как зудит от алкоголя ее кожа.

У

моей жены была аллергия на спиртное, хоть она обожала выпить. И виноват в этом, конечно же, был я. Так что от очередного стакана, который сначала притуплял боль от болезни, а потом разжигал костер еще сильнее, она вообще сатанела. Ей нельзя было пить. Она тушила пламя керосином. Но Рина плевать хотела на все это. Она пила и была королевой зла.

Господи, милый, да тебе даже мозгов не хватило наркодиллером стать, – возвращалась она к своей излюбленной теме, ко мне.

Представьте себе, когда-то его подцепила девчонка, от которой он узнал, что трахаться можно не только в миссионерской позиции, но и стоя, и наш дружочек сошел с ума, – говорила она.

Это был медовый месяц, а потом оказалось, что девчонка наша – подсадная курочка из полиции, и подцепила мальчонку, чтобы выйти не продавцов дури, – говорила она.

Гости кивали. Как я уже говорил, книга, которую я написал, чтобы вытравить из себя следы этой истории, словно пороховым ожогом – татуировку, – пользовалась определенным успехом. Но только не у моей жены.

Господи, – говорила она, взбеленившись, – да ведь история-то словно придумана пьяным сценаристом какого-нибудь русского телеканала.

История на «троечку». – говорила она.

По-моему, ты начиталась моих критиков, – все еще пытался шутить я, но она уже шла напрямую.

Нужно было быть идиотом, – говорила она, – идиотом или закомплексованным девственником, чтобы купиться на такую дешевку.

Рина, ты ревнуешь? – смеясь, спрашивал я.

Я?! – восклицала она уже заплетающимся языком. – Малыш, я никогда не ревную, потому что ревность это удел слабаков, мне уже позволено владеть тем, что никому не досталось.

Если ты о моем кошельке, то уж его-то ты точно делишь с налоговыми полицейскими, – говорил а.

Комик, – говорила она с отвращением и гримасой, в которой едва угадывалась та очаровательная молодая женщина, что когда-то переспала со мной на первом свидании, на которое пришла с книгой в руке.

Интересно, зачем? Рина никогда ничего не читала. Она говорила, что самые интересные книги это люди. Отдаю ей должное, она умела нас читать. После того, как притаившиеся было гости видели, что до скандала не дошло, то с облегчением допивали свои виски, коньяк, коктейли, пиво, вино, и старались побыстрее убраться из дома. Это бесило Рину. Она утверждала, что наши вечеринки не пользуются популярностью из-за меня.

Ты скучный, нудный мудак, – сказала она как-то, ткнув в меня пальцем.

Ты зануда, который, выпив, становится скучен до отвращения, – сказала она.

Мерзкий тошный святоша,

который разгуляться может только на бумаге, – выкрикнула она.

И метнула в меня стакан, полный вина.

Может, это меня и спасло. Будь он пустым, то летел бы быстрее, и я не успел уклониться. Но те, кто еще ходили к нам в дом, после того случая старались избегать приглашений Рины. Это взбесило ее еще больше. Она произвела полную смену караула. Набрала себе новых друзей и подруг – заманив их статусом мужа-писателя, конечно же, – массу молодых людей. Было среди них и десятка три студентов, с которыми Рина познакомилась, когда ходила на мои лекции. Я был против, но она плевала на мои «против». Она просто стала ездить в город и посещать мои лекции. Молодая еще, красивая, веселая женщина. Она была очаровательна, и мало кто из этих двадцатилетних детей мог устоять от искушения выпить на вечеринке в огромном доме преподавателя у реки, беззаботно повеселиться, заняться сексом с сокурсницей в одной из комнат, а то и на крыше, покурить травы, переспать с потрясающей женой преподавателя…

В общем, Рина, как всегда, поднялась над обстоятельствами.

И уже спустя несколько месяцев после того, как завсегдатаями нашего дома стала молодежь, слухи об отличных приемах Рины вновь поползли по городу. Но Рина, конечно, мстительно и беспощадно лишила доступа тех, кто уже раз изменил своему сеньору. Она могла простить все, кроме предательства. Должно быть, так мстит героин или сам Дьявол. Те же, кого Рина простила, прошли через такой путь унижений, что Каноса в сравнении с ними покажется вам детской прогулкой.

И дом у реки вновь наполнился голосами, музыкой и смехом.

Я, честно говоря, надеялся на то, что это спасет наш брак. Мрачность Рины под напором молодежи отступала, мне казалось, что ее природная меланхолия рассеется, и мы заживем беззаботно. На самом деле, думал я, Рина бесится из-за моего прошлого. Она не могла простить мне того, что я не достался ей семнадцатилетним юношей. Она всегда жаждала получить все. И то, что она влюбилась в человека с прошлым, делало ее жизнь невыносимой. Так думал я.

Я гляжу на белый лист бумаги сейчас и думаю, что Рине нужен был именно он.

Так что она присматривалась к моим студентам. Беда была лишь в том, что никто из них не был так хорош, как я. А я был хорош, это она признавала.

Уж что-что, а трахаешь ты как следует, дружок, – говорила она.

О, как ты долбишь! – восклицала она восторженно и эхо ее голоса пугало собак за городком.

Компания, веселящаяся во дворе, начинала шуметь лишь громче, а мы перекатывались по крыше, и я благодарил Бога, что она не наклонная. Рина всегда хотела еще и мансарду, но до нее руки у нас не дошли. Зато мы всегда могли потрахаться на свежем воздухе. Это ей нравилось. И она орала на весь городок.. Никогда не стеснялась. Даже если у нас были гости и мы делали это потому, что она распалилась и не успела добраться до кого-то из них.