Гавани Луны
Шрифт:
Чувствуешь, земля дрогнула? – сказала Люба, приподнявшись на локти, и я едва было не забыл о головной боли, ее зад был лучшим болеутояляющим.
Это крыша трясется из-за ветра, – сказал я, – вечно мы собираемся подправить ее в конце весны, и к концу каждого лета жалуемся на то, что забыли.
Это земля, – сказала Люба. – Она дрогнула из-за тебя.
Только что ты совершил клятвопреступление, – сказала Люба торжественно.
Ты хочешь сказать, что я убил ее? – сказал я.
Ты хочешь сказать, что ты не убивал ее? – сказала она.
Я посмотрел на соседский двор. Яна в белой теннисной форме,
В ее подвал, конечно.
Как тебе не стыдно думать о таких вещах, когда мы говорим о покойнице?! – сказала Люба.
Только тут я осознал, что стою перед окном голый, и у меня эрекция. Глянул в окно. Яна, не отрываясь, смотрела на меня. Я укоризненно покачал головой, погрозил пальцем, и поспешил отойти.
Почему ты не убрал постель? – сказала Люба.
Я убрал постель, – сказал я.
Все поменял, странно, что на простыне снова кровь, – сказал я.
Мистика, наверное, теперь кровь будет проступать на стенах этого дома до самого конца его, – сказал я.
Глупый, просто кровью пропитался матрац, – сказала она.
И, когда мы легли на постель и стали на ней трахаться, кровь выдавилась и простыня пропиталась, – сказала она.
Ты меня успокоила, – сказал я, садясь на кровать.
А ты меня нет, – сказала она, чуть отодвигаясь.
За что ты убил ее?
Я ничего не помню, – сказал я.
А за что ты убил Рину? – сказала она.
Я понятия не имею, где Рина, – сказал я.
Думаю, она собрала вещи и свалила, наконец, из этого дома и из моей жизни, – сказал я.
И почувствовал невероятное облегчение при мысли, что это так. Чары моей жены действительно развеялись. Наступающая осень разметала их, или просто время пришло и колдовство истаяло – я больше не чувствовал болезненной необходимости быть рядом с этой женщиной, и получать свою порцию унижений от нее.
Если это так, ты на мне женишься? – сказала Люба.
Милая… – сказал я.
Мужчины, – сказал она, – да я просто пошутила, я знаю, что у нас нет будущего.
Ну, почему же, – сказал я, – я буду трахать тебя до конца дней твоих, где бы и с кем бы ты не была, и ты это знаешь.
Да, – неожиданно легко согласилась она.
Мы действительно находились в некоторой зависимости друг от друга.
Люба считала ее обычной сексуальной зависимостью, и, следовательно, поддающейся обычному психотерапевтическому лечению. Я предпочитал более красивый и мистический вариант – мне приятнее считать, что мы созданы друг для друга, но не для совместной жизни. В общем, мы говорили об одном и том же, просто каждый по своему. Мы начали спать, еще когда я учился в университете, а она была подружкой одного парня с соседнего факультета. Я спал с ней, когда она была замужем и разведена, в тоске и печали, когда я был женат, и одинок. Спали, пока в соседних комнатах беседовали наши супруги, и, будь у нас дети, спали бы, пока в соседних комнатах играли дети. Иногда случались
Кто сказал, что до конца дней моих еще далеко? – спросила.
Да перестань ты, – сказал я, орудуя в ней пальцем.
Давай прекратим об этом хотя бы на время, – сказал я.
Ты уверен, что твоя толстая соседка-нимфоманка ничего не видела? – спросила Люба, наворачиваясь на всю мою кисть.
Ты уверена, что она нимфоманка? – сказал я.
Достаточно видеть, как она смотрит на мужиков, – сказала Люба.
Ты тоже на трахе помешана, – сказал я.
Да, – покорно согласилась она, – но лишь на трахе с тобой, потому что у нас химия.
Ты говоришь это всем своим сорока пяти мужикам? – сказал я со смехом.
Только тебе, – со смехом же возразила она, и ее лицо исказила гримаса.
Я с наслаждением любовался. Я чувствовал, что мне нужен секс, много секса. Как после похмелья. Если вы проснулись со скачущим пульсом, плывущими в мареве глазами и винным дыханием, не бросайтесь к аптечке. Грязный секс. Приложите к себе свежей пизды, и спустя час-два старая добрая ебля поставит вас на ноги. Дурные духи улетучатся из ваших легких с криками и матерной руганью, змеиный яд вина выползет наружу через поры, босховы галлюцинации пьяного сна – если, конечно, вам хватит мужества воплотить их в реальности, – вышибут клином ужасы ночи.
Неважно, с кем вы уснули, главное – проснуться с женщиной.
Какой ты похотливенький, – сказала она.
Пил вчера? – сказала она.
Немного, – сказал я.
И это меня встревожило. Ведь пил я вчера и правда немного, как же так случилось, что я ничего не помню? Может быть, наступает безумие? Может быть, я уже сошел с ума и все, что со мной происходит, просто шутка, только вот чья?
Я испытующе поглядел на Любу и мне вдруг показалось что в ее черных глазах – вековая насмешка бесов над человеком. Ее глаза светились блуждающими огоньками болот. Ее лицо окаменело резными чертами языческого столбика-божка, которые торчали в степи, словно вздыбившиеся фаллосы земли. Лицо ее говорило мне: давай, давай, заходи поглубже, иди, иди за нами, следуй, ступай. Мы проведем тебя, выведем, дадим тебе шанс… откроем путь… иди, иди же сюда… А потом черная трясина смыкается над твоей головой, и от силы твоего крика зависит лишь, насколько большим будет пузырь на поверхности. А вот для спасения это уже не имеет никакого значения. Ты пропал в тот момент, когда увидел эти самые огоньки. Шалости болотных духов. Фея-утопленница. Любины глаза хохотали надо мной. Мне показалось, что и она сама сейчас рассмеется мне в лицо.