Гавриил, или Трубач на крыше
Шрифт:
Он еще раз полоснул ладошкой по кадыку.
Семен откинулся к спинке стула и, скрестив руки на груди, посмотрел на сантехника.
– Ну?
– Чего – ну?
– Ну, чего, блин, приключилось?
– Да тут такое, блин!
– Ну, давай, выкладывай.
– Ох, не знаю, с чего начать. Прям голова кругом!
– Да не тяни ты. Не мотай кишки. Говори, в чем дело?
Сантехник снова зыркнул по углам и, наклонясь к Семену, прошептал:
– Пришел ко мне, значит, мужик… С утра пришел…
– Ну, и чего?
– Дак я ж говорю – сидит он у меня!.. Дома!
– Ты, Вась, часом, с утра, ни принял? – поинтересовался Семен Тюлькин. – Тебе слоны не мерещатся?
– Сам ты слон! – Губин обидчиво фыркнул. – Говорю ж тебе: пришел мужик. Приперся невесть откуда. Ты б его рожу видел!.. Да и не пришел он, а просто, значит, – шасть! – и объявился. В мешке весь. Говорит – архангел.
– А я-то при чем?
– Ну, как при чем? Может, он это… Может, того…
– Чего – того?
– Ну, может, он по вашей части?
Семен Тюлькин вздохнул, оглядел стены, на которых были развешаны бумажки с блеклыми физиономиями и надписью «РОЗЫСК», помолчал и сказал:
– Нет у нас никакого «Архангела». Не проходит.
– Хорошо, хорошо – торопливо согласился Губин. – Может, и не ваш. Но ты послушай, что я тебе расскажу. Заколдобишься! Он такое, блин, вытворяет… Нет, ты послушай. И чего мне делать, скажи. Я ж насилу ноги унес.
– Ладно, говори, – согласился Семен. – Только не канючь. По делу давай. И чтоб покороче, мне скоро смену сдавать.
Прапорщик утомленно прикрыл глаза, изготовившись слушать очередную кляузу.
Сантехник Василий Губин перевел дух и начал рассказ…
– М-да-а-а, – протянул Семен Тюлькин, дослушав сбивчивое повествование своего дружка. – М-да-а-а… Стремное дело. Архангелы, ангелы… Только это у тебя, Вась, с перепоя. Ты вчерась чего жрал? Признайся.
Василий обиделся:
– Пошел ты!.. Чего жрал, чего жрал… Да ничего не жрал!.. Ну, принял с мужиками на работе. Ну, потом дома еще добавил стакан. Делов-то! Я что ж, мать твою, принять не могу? Или я, что же, блин, потащусь со стакана? Да ни в жисть! И потом, говорю же тебе, что с утра дело было.
– А утром – ни-ни? Ни граммульки? – ухмыльнулся Семен.
– Да что б я сдох!
Семен постучал пальцами по столу и, не глядя на сантехника, ласковым голосом попросил:
– Ты, Вась, руку покажи.
– Чо?
– Ну, руку покажи мне.
– Какую руку?
– Ну, твою. Не мою же!
Сантехник протянул ему руку.
– На, смотри. А на фиг тебе рука?
Тюлькин скользнул взглядом по грязному рукаву и уточнил свою просьбу:
– Нет, Вась, не так… Ты рукавчик закатай. До локотка.
– Ч-ч-ч-его? – изумился Губин.
– Ну, рукав, говорю, закатай. Тебе, что, трудно?
Губин подозрительно
– А зачем это?
– Ну-у-у… Просто так.
Василий отдернул руку и взъярился.
– Мудило ты, Сенька! Думаешь, я ширяюсь, да? Ты что, первый год меня знаешь?.. Я к нему как к другу, а он…
Тюлькину стало неловко:
– Да ладно тебе! Ну, попросил. Ну, мало ли что. Кругом сам видишь, что делается.
Сантехник продолжал дуться. Надо было как-то задобрить его. Семен поднялся из-за стола.
– Ладно, хрен с тобой! Раз такое дело, давай пойдем поглядим.
Лицо Василия просветлело, но в глазах еще таилась обида. Прапорщик вздохнул и сдвинул со лба фуражку:
– Ты, Вась, знаешь что? Ты меня пока на улице подожди. Мне сейчас смену сдавать, а как только – так сразу выйду. Пойдем архангела твоего посмотрим… И еще это… Ну, чтобы не всухомятку, значит… Может, ты там пока глянешь в лабазе бутылек?
– Идет! – радостно воскликнул Василий. – Спасибо, Сеня! Я ж знал – не откажешь!.. А в лабаз – это я мигом!
Он хохотнул и, быстро повернувшись, исчез за дверью.
Уже приближались сумерки, когда сантехник Василий Губин с прапорщиком Семеном Тюлькиным подошли к одному из домов серии Щ-991.
Сантехника держал в руке пластиковый пакет, слегка позвякивающий при ходьбе.
– Ты вот что, Семен, – говорил он другу. – Ты, значит, сразу-то не встревай. Мы сперва зайдем, я скажу, что случайно, мол, встретились. Потом бутылек поставим, колбаски нарежем, еще кильки банку я прихватил. С утра ведь ни куснул ничего – всё базарили с ним, аж не заметил, как день просклизнул.
Василий был весел, однако веселость эта сопровождалась некоторой нервозностью.
Тюлькин по мере приближения к дому тоже начал испытывать легкое беспокойство. Состояние приятеля отчасти передалось и ему. И хотя повода нервничать вроде не было, но вид окна на первом этаже почему-то его тревожил.
– А чего свет у тебя не горит? – спросил он Василия, указав на темный проем.
– Да бес его знает. Может, он электричество экономит. А может, ему свет и без надобности. Я ж тебе говорил: он сам, зараза, светится.
Они зашли в подъезд, где на стене висели обгоревшие почтовые ящики и виднелись корявые письмена самого разного вида и содержания, нацарапанные гвоздем или ножом.
– Вонища же у тебя здесь, – брезгливо сказал Семен.
– Агась, – подтвердил Василий. – У тебя в парадняке тоже, поди, не духами пахнет.
– И то верно, – согласился прапорщик.
Поднявшись на несколько ступенек, они остановились перед обитой жестью дверью губинской квартиры.
– Давай звони. – Семен по привычке отступил на полшага за спину Василия.