Гайдебуровский старик
Шрифт:
Дина все понимала. Как мне нравилось ее понимание! Она не предлагала сбегать за продуктами. Она чувствовала, что я боюсь остаться один.
– Эту посуду можно брать? – Дина указала на фарфоровый столовый набор в мелкие розочки.
– Я, думаю, граф Шереметьев бы не обиделся, – усмехнулся невесело я. – Бери, Дина, бери.
Она испуганно поставила коробку с набором на место. И покачала головой.
– Посуда Шереметьева… Нет, Аристарх Модестович. Есть из нее это просто кощунство. Перед историей.
– Не говори так, Дина, – я улыбнулся. – Возможно, и было бы кощунством, если бы она стояла в музее. А так… Ее купят какие-нибудь мордовороты с набитыми карманами.
– Я не понимаю вас, Аристарх Модестович. Что вранье?
– Вообще все, – я обвел рукой антикварную лавку. – И тарелки Шереметьева, и зонт от Гашека. И чемодан Менделеева, и часы почти что от Андерсена, ну, его друга. Может, только ручка Ржешевского правда. Такое трудно придумать. Впрочем, нет. Все, все вранье. И все, все ненастоящее. И даже я…
– Зачем вы так, – Дина присела передо мной на корточки. – Вам же лучше знать, что это не подделка.
– Никто этого не знает, Дина, никто. Мне иногда кажется, что все, все в мире подделка. Не только эти вещи. А все. И наши чувства. И если нет чувств – тоже подделка. И луна на небе подделка. И снег. И этот город ненастоящий. И его фонари. И его машины. И регулировщик на дороге тоже фикция. И подснежники зимой – это не правда. И весной тоже. Все, все подделка. Весь наш мир подделка. И все мы. Все понарошку. Но где-то, возможно, есть настоящий мир. И настоящая жизнь. А это… Это всего лишь репетиция. Репетиция спектакля под названием жизнь. Кто-то на главных ролях, кто-то на второстепенных. Кто-то справиться с ролью, а кто-то нет. Кто раньше вылетит из спектакля. Кто доиграет до конца. А потом спектакль понарошку закончится. И возможно, начнется по-настоящему. И каждый уже станет собой. И чувства его станут настоящими. И бесчувствие. Кто что заслужил, играя в спектакле. Какое количество аплодисментов. Но мы об этом никогда не узнаем. Пока не умрем. И не узнаем, на самом ли деле существует настоящий мир. Пока не умрем. Ад и рай. И почему все так этого боятся? Если каждый из нас на земле, хоть раз в жизни, но пережил или переживет обязательно и рай, и ад. И, пожалуй, в гораздо большей, обостренной степени. В том, другом мире, возможно, все гораздо проще и безопаснее.
Я произнес свой более чем удручающий монолог. И только тогда увидел, что Дина плачет. Опустив свою голову мне на колени. Я погладил ее по длинным пышным волосам, как маленькую. На большее я не имел права. Хотя все права, по сути, у меня были. Но я не был настоящим. Я был понарошку.
– Знаете, Аристарх Модестович, – Дина подняла заплаканное лицо. – Перед новым годом часто такие мысли бывают. Грустные. И, кажется, все напрасно, что было. И что будет – тоже будет напрасным. Перед новым годом. Это очень похоже, как и перед днем рождения. Эти праздники так сравнимы. Потому что только в детстве они бывают по-настоящему веселыми и долгожданными. Потому что только в детстве все не напрасно. И всего дожидаешься, чего ждешь. И все настоящее… Я вас понимаю, Аристарх Модестович.
– Это уже хорошо, Дина. Хоть мы такие разные, вернее, в разной возрастной категории.
– Для понимания возраст не имеет значения.
Мы замолчали. Я по старой привычке (вернее, по старой привычке настоящего антиквара) заглянул за окно. Снег кружился, вальсировал. И ему прохожие уже не мешали. Прохожие ждали поскорее стать
Вдруг я заметил промелькнувший силуэт. Я сощурился. Кто-то явно подглядывал в мое окно. Кто-то явно хотел подсмотреть за моим праздником. Ну, безусловно! Кто же еще! Я отчетливо разглядел Косульку. Ее любопытство не знало предела. Впрочем, любой бы на ее месте захотел узнать, для кого сумасшедший старик скупил все цветы. Я дружелюбно махнул Косульке рукой.
Вскоре она топталась на моем пороге, стряхивая снег с кривых сапожек. В своих руках она держала огромную плетеную корзину, в которую недавно сгрузила подснежники, как падчерица из сказки. Теперь корзина была полна еды. И мне это пришлось по вкусу.
– Так сказать, от нашего стола – вашему! – Косулька покраснела, видимо, осознавая свое неуемное любопытство. Но ее носик при этом лез во все щели, чтобы увидеть, кто сидит в кресле. Но с порога было плохо видно. Плетеное кресло было огромным. И маленькая Дина буквально утонула в нем с головой.
– Благодарю, это такая щедрость, такое великодушие, – я продолжал бояться Косульку. Но при этом раскинул руки в стороны, яко бы для излияния чувств. Я должен был огородить Дину.
– Ну что вы, любезный! Как не поздравить такого многоуважаемого соседа. Можно сказать, долгожителя. Грех, да и только. К тому же и в магазин вы не ходите. Вот только сегодня цветы и купили. А к чему, спрашивается? Все, все у вас в цветах. Красиво… Но цветами не накушаешься. Мы же не травоядные, – хихикнула Косулька, довольная своей шуткой. – А в вашем возрасте нужно правильно питаться. Разумно. Диета – прежде всего.
Я не подпускал ее близко к Дине. Ей не обязательно было знать, кто у меня в гостях. Но благодарно принял дары. Они были кстати. И легонечко пытался придвинуть Косульку к выходу. Но она сопротивлялась до последнего.
– Ох. Аристарх Модестович. – Косулька издала глубокий вздох. – Поди, невесело справлять Новый год в одиночку? А может, не побрезгуете и к нам соизволите, в наш ресторан заглянуть? Может, там и не люди искусства. Но ведь веселые! А к чему, если разобраться, искусство на Новый год. По праздникам, согласитесь, разлюбезный, искусство ни к чему. Только мешает радоваться. Это занятие для серых, тоскливых, даже убогих и лучше не солнечных будней. Когда и делать-то нечего. Вы согласны, уважаемый?
Я искренне согласился. Но понимал, на что намекает Косулька. Ей нужно было всеми путями узнать, с кем я собираюсь остаться в новогоднюю ночь. Но я держался, как на допросе.
– Я вам премного благодарен, милая… Но, – я запнулся. Я не знал, как выкрутиться, подозревая, что Косулька была не из тех типов, которые уходят без информации. Возможно, она даже пытками не побрезгует. Пусть и словесными. Я ее по-прежнему боялся. Как в детстве боятся соседки снизу или сверху.
Но неожиданно раздался звонкий уверенный голос.
– Он не один будет праздновать Новый год, – Дина поднялась во весь рост. И повернулась к нам. Чтобы ее лучше было разглядеть.
Косулька аж присвистнула. Я и не знал, что она умеет так здорово свистеть. Может, у нее еще есть голубятня? Не хватало, что в ее забегаловке, ко всему прочему, вместо курицы подсовывали несчастных голубей.
А я в свою очередь, от страха перед Косулькой и неожиданности от вызывающего поступка Дины, схватил несколько букетов, расставленных по комнате, и всучил их Косульке.