Гайдебуровский старик
Шрифт:
Я бросил умоляющий взгляд на елку. Я с ней подружился. Но не сумел защитить. Ее полностью раздели. И мне показалось, она смущена своей наготой. Потому что с нее стыдливо падали иголки. Я тяжело вздохнул, как старик, хотя стариком не был. И стукнул себя по лбу.
– Старый дурак.
Хотя был дураком молодым.
Дина вывезла все, что имело цену. Что цены не имело – она оставила мне. В том числе оставила и меня. В виде одинокого, беспомощного, нищего (!) старца. И убийство, свершенное мною, в один миг вдруг утратило смысл. Я вновь вернулся к исходному положению. Нет, к гораздо худшему я вернулся. Когда-то я был просто бедным и молодым. Сейчас я бедный и старый. Нет, еще хуже. Бедный и старый убийца. И убийство с меня не
Я схватился за седую (в общем, не свою) голову. Мне хотелось рвать не себе седые (не свои) волосы.
И мне ужасно не хотелось звонить в милицию. Для обворованного человека она была бы кстати. Для человека, совершившего убийство – нет. Я бы еще мог подумать о выборе. Но мне не дали время для раздумий.
Милиция сама пришла ко мне.
В дверь не стучали и не звонили. Она была не на замке. Дверь легко распахнулась. И на пороге появился Роман.
Он, совсем как недавно Косулька, звонко присвистнул. И свист повис в пустой комнате и отозвался глухим эхом.
– Вот это да!
– Да, – эхом отозвался и мой глухой голос.
– Неужели все смогли продать за одну ночь? Вам повезло! – продолжал издеваться он.
– Мне очень повезло.
– Ну что ж. Составим протокол. А вы пишите подробное заявление, – тон Романа смягчился. И в его интонации появились сочувствующие нотки.
Я поднял на него тяжелый взгляд. Роман улыбался. Самодовольной улыбкой. Вообще, он выглядел настолько самоуверенно, сыто, благополучно, и почему-то еще моложе. Вот ей-богу, он помолодел за эти дни! Я его тут же возненавидел. И почему-то впервые за это утро подумал о Дине. Странно, но я ее по-прежнему не мог соединить с этим происшествием. Хотя, без сомнения, это она приложила руку. Да еще наверняка со своим каким-нибудь смазливым дружком. (Он непременно должен быть смазливым и очень крутым, некстати промелькнуло у меня в голове). И все же… Дина для меня осталась в той, самой счастливой Новогодней ночи. Счастье я не мог предать. И в этом утре был кто угодно виноват, только не Дина.
– Боюсь, мне нечем писать. Даже ручка от Ржешевского исчезла.
– Как и все в этой комнате, – Роман протянул мне свою авторучку. – Поэтому прошу перечислить здесь все украденные вещи.
– А почему вы решили, что они украдены?
– Ну не продали же вы их, в самом деле. И не пропили. За одну ночь.
Я лихорадочно соображал, что мне делать. Роман пришел неспроста. Он по-прежнему не отставал от меня. И по-прежнему подозревал. Поэтому теперь самый подходящий момент, чтобы смыться. Терять уже мне было нечего, кроме своей седой бороды. Я в один миг, вернее, в одну ночь потерял все. Все к черту! Вновь ни денег, ни бесстрашия за день грядущий. Зато есть шанс избежать тюрьмы и вернуть молодость. А это очень и очень немало. К тому же, положа руку на сердце, я искренне не хотел заявлять на Дину. Не хотел и все! Пусть она тысячу раз со мной бесчестно поступила. Эта хорошенькая девушка с распахнутыми невинными черными глазками. Пусть. Но не в моих правилах было предавать тех, кого я искренне люблю, или любил. Даже если они меня ни капельки не любили. За минуту счастья можно, я был уверен, можно простить все. Потому что в жизни этих минут можно пересчитать по пальцам. И потом, укравший у вора… Кто угодно, но только не вор. И, в конце концов, я сам виноват. Спрос с простофили. С умного спросу нет. Я поступил далеко неумно. Поверив, что красивая молодая девушка захочет со мной, страшным, почти гайдебуровским стариком, без умысла справить Новый год. Который только раз в год и случается.
– Это называется – связался черт с младенцем, – эхо от Романа раздалось звонче и громче. – И на что вы рассчитывали? На взаимное чувство? На взаимное сочувствие?
Я нахмурил седые, густые (не мои) брови.
– Я вас не понимаю, – мое эхо было тихим и слабым. И я нечаянно
– Вы меня понимаете, вы меня прекрасно понимаете, только я понять не могу, – эхо Романа стало злее и ярче, – какая у вас выгода, какой интерес?! Чтобы не делать заявление на цветочницу!
– Почему вы решили, что это сделала цветочница, – мое эхо прозвучало машинально и еле слышно. Мой голос не хотел эхо. Я не любил повторяться. И соображал, как незаметно умыкнуть стакан со стола.
– Почему я решил? Здесь и решать нечего. Надежные свидетели подробно мне рассказали, что вы встречали Новый год с цветочницей.
– И с каких пор Косульки стали надежными свидетелями?
– Косульки, – начал было Роман, за которым бодро шагало эхо. Но тут же остановился. Он был слишком серьезен для кличек. И тут же вместе с эхом себя поправил. – Граждане Косулевы… Не в их интересах придумывать данное событие. Они понятия не имеют о краже. Но о том, что цветочница на всю ночь осталась у вас – они знают наверняка. К тому же…
Роман обвел рукой пустую комнату.
– Эти цветы… Разве они не доказательство?
– Цветы для цветочницы? Может быть… И такое бывает. Но вы не находите, что это мое личное дело. И мы вдвоем более чем совершеннолетние.
Я резко поднялся с места. Всем видом показывая, насколько я недоволен этим разговором.
– И вообще, это более, чем странно! – Мое эхо не на шутку рассердилось и вихрем разнеслось по пустой комнате. – Неужели вы настолько одиноки, что после Новогодней ночи вдруг оказались у меня? И только для того, чтобы выслушивать сплетни местных торговцев?! Или к вам поступила жалоба?! На кражу! Я подобной жалобы не подавал. Поэтому не хочу показаться невежливым…
– Вы уже показались, – Роман ответил настолько тихо, что его эхо даже не смело подать голос. – Впрочем, у меня было другое дело. Но всему свое время. И я этого часа дождусь.
Роман приподнял шляпу. И скрылся за дверью.
А я бросился убирать стол. И первым делом тщательно вымыл свой бокал, практически его продезинфицировал. Что ж, я дождался своего часа. Пора было смываться. Мало ли куда мог уехать одинокий старик. И кто знает, возможно, у него куча денег в банке. И он собирается начать новую жизнь. Впрочем, на вопрос, какую можно начать новую жизнь в 100 лет, я бы ответить не смог. Учитывая, что новая жизнь уже его поджидает.
А молодой парень Гриша Карманов через пару деньков объявится живой и невредимый. Как ни в чем не бывало. И какое дело, где он скрывался от девчонки, на которой не хотел жениться. И, кстати, по-прежнему не хочет. И у него все есть права начать новую жизнь. И он знает как.
Что ж. На этом пора и пора поставить точку. Даже вещей собирать не надо. Я оглядел пустую комнату. Налил себе бокал шампанского. И выпил за новую жизнь. И молодого парня, и старика.
Жаль только, что все оказалось напрасным. И убийство. И богатство. И даже любовь. Впрочем, что в этой жизни не напрасно? Если сама жизнь напрасна, потому что за ней все равно последует смерть. Которая тоже всегда выглядит довольно напрасной. Потому что перед ней была напрасная жизнь.
Я осушил на всякий случай еще один бокал. И присел на дорожку. Пустые стены. Пустые глаза старика. Дырявый зонтик Гашека. Пустой самовар Кустодиева. Ручка без чернил Ржешевского. Оборванная струна гусара Потапова. Пустой звук ботинок самого Наполеона. Пустой чемодан Менделеева. Пора в дорогу. Никого. Вещи мне так и не стали друзьями. И я не стал другом им. Единственное, наверно, о чем стоит жалеть. Потому что только теперь я по-настоящему понял, что среди людей друзей не бывает. Или почти не бывает. Может, кому и везет в дружбе. Но только не мне.