Гайдзин
Шрифт:
— Спасибо, да, бла...
— Но Андре сказал, что встреча назначена на сегодняшнее утро и что они вернутся самое позднее завтра. — Она с трудом сдерживала слезы, готовые заструиться по щекам.
— Дьявольщина, в чем дело, Эйнджел? — раздраженно спросил Струан. — Это что, так важно, когда они вернутся?
— Это... нет, нет, но... но я... я просто терпеть не могу, когда кто-нибудь скажет что-нибудь, а это неправда.
— Вероятно, ты ошиблась. Смешно расстраиваться из-за таких пустяков. — Струан сделал большой глоток из своего бокала. — Ради бога, Эйнджел!
— Возможно, они
— Благодарю вас, нет, мне уже пора. — Макфей задержался у двери. — Тайпэн, мне... э... мне прийти за вами?
— Я в состоянии пройти две сотни шагов без чужой помощи, — вспылил Струан. — Абсолютно в состоянии! — «И нажать на проклятый курок сегодня ночью или когда угодно», — хотел он крикнуть ему вслед.
29
Разумеется (фр.).
Как раз перед тем как они пришли сюда, Норберт Грейфорт решил сделать передышку: пожар у Броков был почти ликвидирован, — и он вышел на улицу. Струан не заметил его. Джейми стоял рядом с ним и отдавал распоряжения Варгашу и пожарным, доктор Хоуг и доктор Бебкотт поблизости оказывали помощь тем, кто получил ожоги или сломал себе руку или ногу.
Эликсир А Ток оказал своё обычное магическое действие, и Струан чувствовал себя хорошо и уверенно, хотя несколько странно, и его, как всегда, клонило в сон, он грезил: «уснуть и видеть сны, быть может», сны о любви, о соединении с японской девушкой или с Анжеликой, со все нарастающей страстью, их потребность так же велика, как и моя, и принимает все более эротичные формы. Потом, резко, его вырвали назад в злую реальность настоящего.
— Привет, Джейми. Вот ведь сукин сын, а?
— А, Норберт, — сказал Струан, его эйфория помогла ему быть вежливым. — Думаю, что...
Норберт нарочито не замечал его.
— По счастью, Джейми, наши конторы, склады, товары и сейфы не пострадали — я знаю, ты будешь рад это слышать. Только мои апартаменты. — Потом он сделал вид, что только сейчас заметил Струана, и его голос стал громче и насмешливее, чтобы его могли слышать и другие. — Так-так-так, провалиться мне на месте, если это не юный тайпэн «Ох Какого Благородного Дома» собственной персоной. Добрейший тебе вечерок, парень, выглядишь ты что-то неважно — молоко все вышло?
Все добродушие Струана как рукой сняло. Сквозь опиумный туман до его сознания дошло, что он противостоит злу и его враг сейчас находится перед ним.
— Нет, чего не скажешь о ваших манерах.
— Манеры — не наша сильная масть, парень. — Норберт рассмеялся. — Да, мы не пострадали, дружок. Даже наоборот, наше новое рудное предприятие делает нас «Благородным Домом» в Японии, а к Рождеству и Гонконг будет нашим. Так что топай-ка ты домой, Малкольм.
— Меня зовут Струан, — произнес он, видя себя высоким, сильным и всемогущим, не замечая никого вокруг и того,
— А мне нравится юный Малкольм, юный Малкольм.
— В следующий раз, когда вы назовете меня так, я назову вас не знающим своей матери ублюдком и снесу вам башку, не дожидаясь ваших секундантов, клянусь Богом.
После этих слов вокруг них выросла стена глухого молчания, заключив их в себе, как в колодце. Потрескивание пламени и мягкий дразнящий шелест ветра только подчеркивали его бездонную глубину. Новость о вызове, брошенном за обедом, разнеслась по Поселению за считанные минуты, и все ждали, каков будет следующий ход в этой игре, годами исподволь назревавший с тех самых пор, как дед Малкольма, Дирк Струан, погиб, так и не выполнив своей клятвы: убить Тайлера Брока.
Мозг Норберта Грейфорта напряженно работал. Снова он взвесил своё будущее и своё положение в компании Брока, тщательно продумывая следующий шаг, — ставки были огромны. Платили ему хорошо, пока он слушался приказов. Последнее письмо Тайлера Брока открыло двери в рай, без обиняков предлагая ему «загнать Малкольма Струана на самый край, покуда он больной, раненый и не под защитой этой чертовой кошки, моей дочери, да проклянет её Господь на веки вечные! Тебя ждут пять тысяч гиней в год на срок десять лет, ежели этот юнец будет раздавлен в лепешку, покуда он в этих Япониях, можешь идти на любые меры, какие захочешь».
Через шесть дней Норберту исполнялся тридцать один год. К сорока, обычный возраст для выхода на пенсию, средний китайский торговец уже считался стариком. Десять лет по пять тысяч в год составляли поистине княжескую сумму, которой хватит и ему, и всем его поколениям, хватит на то, чтобы купить себе место в парламенте, стать дворянином, эсквайром, имеющим собственное поместье, жениться на молодой леди, которая принесет в приданое хороший кусок доброй земли в Сюррее.
Сделать выбор было нетрудно. Он приблизил своё лицо к лицу Струана и с удовольствием увидел боль под натянутой кожей — одного роста с ним теперь, когда Струан горбился, опираясь на трости.
— Слушай, юный Малкольм, ты плеснул мне бренди в лицо на обед, так можешь поцеловать мою задницу на ужин.
— Вы-сэр-не-помнящий-своей-матери-ублюдок!
Его противник рассмеялся жестоким издевательским смехом.
— Ты ещё больший ублюдок, не знающий своей матери, если разобраться, ты...
Бебкотт вклинился между ними, рядом с его огромной фигурой они стали казаться карликами.
— Прекратите это, вы оба, — сердито приказал он, — оба, слышите! Это общественное место, а подобные ссоры должно улаживать наедине, как то приличествует джентльменам.
— Какой он, к черту, джен...
— Наедине, как джентльмены, Малкольм, — повысил голос Бебкотт. — Норберт, чего вы добиваетесь?
— Я дуэли не выбирал, но если этот ублюдок хочет именно этого, так тому и быть! Сегодня, завтра, чем скорее, тем лучше.
— Ни сегодня, ни завтра и ни в какой другой день — дуэли запрещены законом, а я буду у вас в конторе в одиннадцать. — Бебкотт посмотрел на Струана, понимая, что никто здесь не в состоянии помешать им драться, если таково будет их обоюдное желание.