Гайдзин

Клавелл Джеймс

— Государь?

— Передайте это точно и аккуратно: желая быть друзьями с анг'ричанами и фурансу, сёгунат разрешил то, что сёгунат может разрешить... без того, чтобы объявлять войну. — Ёси выпрямился, гадая, достаточно ли сочной выглядит наживка.

Его последние фразы были выслушаны в полном молчании. Он отметил, что сэр Уильям теперь сидел с бесстрастным лицом и только лишь хмыкнул почти не слышно. А вот Сератар кивнул и бросил взгляд на Андре.

Наполненный изнутри пенящимся ликованием, сэр Уильям ждал, когда Ёси продолжит. Когда этого не произошло, он сказал:

— Филип, спросите князя

Ёси, желает ли он говорить дальше, или я могу теперь ответить.

— Он говорит, что пока не желает продолжать.

Сэр Уильям прочистил горло и величественно заговорил — к полному смятению Тайрера:

— Князь Ёси, от имени правительства Её Величества и французского правительства позвольте мне выразить признательность вам и сёгунату за устранение части проблемы, существующей между нами. Мы благодарим вас лично, желая сделать наше пребывание на вашей земле счастливым и благодатным для вашей страны, сёгуната и нас самих. Этот жест, безусловно, открывает новую эру взаимопонимания между нашими двумя странами, а также другими, представленными в Японии.

Он подождал, пока это будет переведено. Тайрер и Андре, постоянно извиняясь и умоляя Ёси о терпении и снисходительности, пересказали послание более простыми словами настолько близко к оригиналу, насколько это было возможно. Когда они закончили, сэр Уильям добавил:

— С его разрешения, я бы хотел сделать короткий перерыв. Филип или Андре, пожалуйста, попросите его отнестись с пониманием, извинитесь и все такое, но объясните, что мой мочевой пузырь нуждается в экстренной помощи. Это все из-за простуды.

Оба переводчика торопливо перевели, дополняя друг друга.

— Конечно, — ответил Ёси, не поверив ему.

Сэр Уильям поднялся, Сератар тоже извинился, и когда они оказались в коридоре, направляясь к горшку, который не был нужен ни тому, ни другому, сэр Уильям возбужденно прошептал:

— Бог мой, Анри, вы поняли его так же, как и я? Он же говорит, что мы можем сами разобраться с Сандзиро.

Сератар был так же взволнован.

— Это поворот на сто восемьдесят градусов в их политике, согласно которой все должно проходить через бакуфу и сёгунат. Mon Dieu, он что, дает нам карт-бланш?

— Pas ce cr'etin [40] , — сказал сэр Уильям, незаметно для себя переходя на французский. — Если мы сможем сделать это с Сандзиро, это создаст прецедент, и мы сможем выступить против любого другого даймё — например, этого сукина сына, который владеет проливом Симоносеки. Но где, дьявол меня забери, тут кроется quid pro quo [41] , а? — Он шумно высморкался. — А она должна быть обязательно.

40

Не такой он кретин (фр.).

41

Услуга за услугу (лат.).

— Даже представления не имею. Что бы это ни было, вещь это редкая и необычная, mon brave [42] .

Поразительно, что он решится отдать себя в нашу власть, никогда не думал, что он прибудет с такой малочисленной охраной. Он, без сомнения, должен был понимать, что мы могли бы взять его заложником, пока Сандзиро не выполнит все наши требования.

— Согласен. Господи, какой шаг вперед! Невероятно: он сразу перешел в делу, никакого виляния задом, я уже думал, что не доживу до этого дня. Но почему, а? Что-то тут не чисто.

42

Мой храбрец (фр.).

— Да. Merde, жаль, что он не тайро, а?

Ха! Именно об этом я и подумал, старина, и гораздо раньше вас, сказал себе сэр Уильям. Немного подтолкнуть здесь, чуть-чуть подтянуть там, и тут все закрутится не хуже, чем в Индии!

Он уже расстегнул штаны и теперь, лениво наблюдая за струей, перестал слушать дальнейшие прогнозы Сератара и собрался с мыслями, прикидывая, что он мог бы предложить взамен, как далеко пойти и как ему заручиться согласием Кеттерера без визы Адмиралтейства и Министерства иностранных дел. Чёрт бы побрал этого парня!

И чёрт бы побрал Палмерстона. Я запросил срочное разрешение на поддержание цивилизованной законности, так почему же он не ответил? Впрочем, он, вероятно, ответил, сказал он себе. Зашифрованное послание Лондона передали по телеграфу в Басру, и сейчас оно болтается где-нибудь на пакетботе в мешке с дипломатической почтой. Струя иссякла. Он стряхнул капли, как всегда вспомнив предупреждение ученикам Итона: «Если ты встряхнешь его больше трех раз, это значит, что ты играешь с ним». Он быстро шагнул в сторону, освобождая место Сератару, и застегнул ширинку, отметив про себя, что Сератар у ведра своей мощью и обилием напоминал маленького коня. Занятно. Должно быть, все дело в вине, подумал он, возвращаясь в зал.

Дальнейшая часть встречи прошла без осложнений. С умением и дипломатической осторожностью сэр Уильям, со столь же умелой помощью Сератара, установил в весьма уклончивых формулировках, что «если окажется, что некая сила выступила против кого-нибудь вроде Сандзиро, например, против его столицы, например, это было бы крайне печальным обстоятельством, даже если подобное действие могло бы, вероятно, расцениваться как похвальное, ввиду некоего не имеющего оправдания акта убийства иностранных подданных. Такое действие вызвало бы град протестов со стороны Эдо и заслуживало бы официального извинения, случись такому невообразимому событию действительно иметь место...»

Абсолютно ничего не было сказано прямо, ничто даже косвенно не указывало на то, что некое разрешение было дано или востребовано. Ни слова не было записано. Возможный враждебный акт такого масштаба, «особый случай», мог рассматриваться официально только при тщательном соблюдении протокола.

К этому времени и у Тайрера, и у Андре голова раскалывалась от боли, и оба они проклинали своих хозяев за то, что необходимая в этом случае уклончивость почти не поддавалась переводу.

Ёси молча ликовал. Сандзиро все равно что мертв, первое препятствие устранено, и мне это ничего не стоило.