Газета День Литературы # 118 (2006 6)
Шрифт:
Этой уверенностью наполнена и современная китайская литература. Она благополучно пережила период увлечения разоблачениями культурной революции. Так называемая литература шрамов дала немало первоклассных произведений. К примеру, повесть Шэнь Жун "Средний возраст", повесть Фэн Цзицая "Крик", книги Ай Цина и Лю Биньяна, рассказы Ван Мэна и Чжан Цзе. Эта литература шрамов охотно переводилась на западе и долгое время как бы представительствовала от имени всей китайской литературы. В конце концов, и нобелевскую премию по литературе за 2000-ый год дали прозаику, живущему в Париже, Гао Синьцзяню, за его в каком-то смысле разоблачительный роман "Гора души". Впрочем, и мы в России в эти же годы были увлечены рыбаковскими "Детьми Арбата", гранинскими "Зубрами" и дудинцевскими "Белыми одеждами". И где это всё? Вот так и в Китае и читателям, и писателям надоело украшать себя шрамами, тем более на дворе стояло уже совсем другое время; зачем плакаться, если солнце по-прежнему всходит на востоке, и каждый новый день отличается от дня предыдущего. Появилась новая китайская литература. К тому же я поразился мягкосердечию китайцев. Не только сегодня по отношению к бывшим палачам, но и мягкосердечию палачей периода культурной революции по отношению к жертвам. По сути, это был наш 1937 год. И никаких казней, никаких расстрелов,
Не будем забывать о слезе ребенка. Любое насилие неоправданно. Но к счастью для китайской интеллигенции не было массовых казней, тюрем, лагерей. Вся литература шрамов, в том числе и экранизированная и прославленная на западе, — это сплошь деревенские будни китайских интеллигентов. Кончились деревенские будни и опять начались мучительные поиски новых тем. Надо ли плакаться о былом, когда народ живет уже в другом измерении. Да и деревенских мучений народ как-то всерьез не воспринимал. Потому и упали резко тиражи книг. "А зори здесь тихие" и "Как закалялась сталь" до сих пор в Китае выходят тиражами большими, чем книги современных китайских писателей. Начались поиски нового героя. Сегодня в Китае резкий раздел между литературой среднего и старшего возраста и литературой молодых. Писатели от 50 лет и старше страшатся тотальных преобразований, ищут незамутненные корни где-нибудь в горах Тибета, как Гао Синьцзянь, или даже в непроходимых лесах Латинской Америки, как Чжан Цзе. Молодые вовлечены в проект переделки Поднебесной. Они предлагают свои технократические идеи, но всё с той же тонкой мистической китайской чувственностью. Свои природные оазисы они устраивают где-нибудь на крышах высотных зданий, внутри техносферы. В Нанкине я познакомился с одним из лучших писателей Китая Су Туном, его рассказ будет опубликован в одном из ближайших номеров газеты. В Ханьчжоу беседовал с Ванг Лимином, по его роману был поставлен фильм, который взял "Золотого льва" в Венеции. В Шанхае меня заинтересовала проза Сунь Ганьлу, сравнимая с прозой наших "сорокалетних". Появились и совсем молодые лидеры, в силу молодости пытающиеся по извечной традиции сбросить всех стариков с корабля современности. Они, подобно нашим молодым, уже не рвутся в союзы писателей, зарабатывают на жизнь на стороне, но активно завоевывают книжный рынок. К примеру, в Шанхае живет молодой, 1978 года рождения, Цай Цзюнь, писатель, успешно сочетающий приемы западного мистического триллера и китайской исторической мифологической прозы. Древние китайские сказки времен династии Тан или Сунн он перекладывает на современный язык, следуя примеру того же Борхеса или автора "Рассказов о необычайных людях" Пу Сунлина. Как считает Цай Цзюнь, китайской литературе сегодня нужны смелые и умные молодые герои. Думаю, нужны они и России. Как и Цай Цзюнь через Интернет вошла в литературу и популярная ныне Аньни Баобэй, с её романами о духовных поисках молодых деловых людей, разрывающихся между скоротечным бизнесом и традиционными буддистскими медитациями. Как соединить в себе древнюю китайскую неспешность в делах и тотальную компьютеризацию, бешеный ритм жизни с желаниями души?
Поразительно, но мы в России до сих пор не спешим оглядываться на Китай, на его опыт развития. Китай на глазах становится ведущей мировой державой, а мы никак не спешим избавиться от былого пренебрежения нашим младшим братом. Места-то давно поменялись, и не за западом нам надо спешить, безнадежно отставая и уничтожая остатки традиционного русского менталитета, а за развивающимся востоком. А то и Казахстан скоро придется приводить в пример. Вот и китайскую современную литературу мы пока и знать не хотим, поспешно переводя достаточно пустых и художественно неубедительных Бегбедеров и Уэльбеков. Даже нобелевского лауреата 2000 года Гао Синьцзяня до сих пор не перевели. Для нас до сих пор современная китайская культура — терра инкогнито.
Думаю, не осмыслив китайское экономическое чудо, не сможем мы и сами совершить промышленный и научный рывок в будущее.
Китайцы всерьез к 2012 году хотят избавиться от нищеты. Не по-хрущевски и не по-путински, "торжественно обещая" и ничего не делая, а шаг за шагом, квартал за кварталом, снося разваливающееся старье и застраивая все города и посёлки новыми зданиями, развивая разом все отрасли промышленности. У них бы стабилизационный фонд не залежался в западных банках. Весь бы пошел в дело развития. Кстати, с бесплатными подачками населению Китай не спешит, он создает рабочие места и предлагает каждому встраиваться в ритм развития. Этому преображению ежедневному всего Китая мы и были свидетелями. Впрочем, так же когда-то строился и весь Советский Союз. Куда ни приедешь, везде комсомольская стройка: то новый научный центр, то суперзавод, то стадион. Любители экологии всё ворчали, зато теперь они довольны. Чистота запустения, скоро и человека ни одного не останется. То-то Владимиру Крупину в радость. Природа в России торжествует! Ни одного нового завода, никакой химии, никаких новых самолетов. А вот еще и нефть с газом кончатся лет через 20, совсем хорошо будет: девственно пустая Россия. Только, думаю, не оставят её пустой ни мусульмане, ни те же китайцы, свято место пусто не бывает.
В Китае с природой плохо, весь центральный Китай — сплошное вспаханное поле, лишь оазисы таких же искусственных озер и парков. А в городах с севера идут промышленные гиганты, с южной части наступают небоскребы. Небоскребы в Китае возлюбили не потому, что так им понравилась американская новинка, места в Китае мало, новое со старым рядом не построишь. Почти 20-миллионный Шанхай занимает по площади раз в пять меньше места, чем Москва. Он устремился в небо.
Поэтому, плохо или хорошо, но во всех городах, кроме выделенных кварталов старины, всё остальное безжалостно сносится. Почти нет уже русского Харбина, русского Даляна. Почти нет французских кварталов в Шанхае. Почти нет старых китайских переулочков и хутунов в самом Пекине. Конечно, для туристов оставлены и пара храмов в Харбине, и улица Гоголя, и извозчик в металле, и девушка с гармошкой, есть и памятник Пушкину в Шанхае. Сохраняют и зимний дворец императоров в запретном городе Гугун, (там заодно и нынешнее руководство Китая находится), и летний дворец Ихэюань с огромной мраморной лодкой, построенной во времена императрицы Цыси. Но это лишь малая частичка великого древнего прошлого. Большая часть и дворцов и пагод, не говоря уже о глиняных лачугах бедняков, пошла под снос.
Меня удивило столь безжалостное отношение
Новая китайская цивилизация, оставив наиболее ценное и древнее из памятников всех веков, воссоздает себя заново, нарушая все европоцентричные теории о жизни наций и государств. Если вспомнить, что китайской цивилизации уже пять тысячелетий, что Поднебесная — современник древнего Рима, древнего Египта и древней Персии и единственная из древних цивилизаций не только сохранилась, пройдя сквозь уйму и поражений, и побед, но всё больше и больше определяет мировую политику, то можно увидеть в этом феномене чудо из чудес. Восхищаются евреями с их способностью выживания. Но им и по времени, и по значимости в современности далеко до Китая.
В Пекин мы вылетели группой из 10 человек. Собрались достаточно сильные писатели нашего патриотического Союза. Из тех, кого не посылают Швыдкой и Сеславинский ни в Париж, ни во Франкфурт-на-Майне, не пошлют они нас и на августовский книжный фестиваль в том же Китае. Это — Валентин Распутин и Леонид Бородин, Валерий Ганичев и Александр Сегень, Николай Дорошенко и Виктор Гуминский, Николай Лугинов, Олег Бавыкин и Елена Родченкова. Ну что же, китайцы и сами знают, кто чего стоит. Как бы каждый писательский союз, каждый клан ни позиционировал себя ведущим в современной русской литературе, китайские русисты сами всё читают, составляют свое собственное мнение и отбирают наиболее интересных для них тоже сами. В отличие от нынешнего запада китайцы следят за литературным процессом куда более объективно. Лучшей иностранной книгой года они выбирали за последнее время и "Дочь Ивана, мать Ивана" Валентина Распутина, "Господин Гексоген" Александра Проханова и "Искренне ваш Шурик" Людмилы Улицкой, "Венерин волос" Михаила Шишкина и "Замыслил я побег…" Юрия Полякова. Только за последнее время вышли у них "Генерация П" Виктора Пелевина, "Русский ураган" Александра Сегеня, "Бермудский треугольник" Юрия Бондарева и "Андеграунд…" Владимира Маканина. За неделю перед нашим приездом в ведущей китайской литературной газете вышли две полемические статьи — моя, Владимира Бондаренко, и Натальи Ивановой. Так что как бы каждый из нас ни опровергал своих оппонентов, китайцы и сами знают неплохо положение дел в русской литературе. К нашему приезду вышла достаточно емким тиражом и уже получила хорошую прессу Антология современной русской литературы. Томина на 730 страниц, куда вошли, пожалуй, самые лучшие современные русские писатели патриотического направления. Как нас заверяли издатели, книга пользуется большим спросом, ведь в Китае пока ещё читают, как в былые времена в Советском Союзе. Среди авторов Александр Проханов и Василий Белов, Станислав Куняев и Владимир Личутин, Олег Павлов и Леонид Бородин, Борис Екимов и Алексей Варламов, Сергей Сибирцев и Юрий Мамлеев… так что пусть либеральствующие писатели, приехавшие в августе на книжный фестиваль (а я уверен, опять никого из нашего направления псевдопатриотическое правительство не допустит), смотрят и завидуют. Я не скрывая горжусь, что послесловие к этой Антологии, наверняка предложенной и старшим школьникам, и студентам, написано мною.
На другой день после нашего приезда, 22 мая, в Пекине состоялся русско-китайский писательский форум "Литература — духовный мост между народами. Задачи на ХХI век". Начинался как официозное мероприятие в рамках года России, но, благодаря участию в нём крупнейших писателей как Китая, так и России, очень быстро перешёл в оживленную дискуссию о будущем и литературы, и человечества в целом. Конечно, в наших литературах много общих проблем, и более того, на мой взгляд, в отличие от промышленного, экономического и научного развития, русская современная литература по сравнению с китайской (в рамках моего знания) пока ещё явно лидирует в сокровенном понимании и человека, и человечества. Но я обратил внимание на разные точки отсчета в нашей дискуссии. Известная писательница, двукратный лауреат премии Мао Дуня Чжан Цзе, оспаривая мои "чересчур смелые сравнения современной поэзии с классической поэзией", сказала, что она не уверена, возможно ли в современной китайской поэзии восхождение на вершины китайского восьмого века времен царствования Сюаньцзуна, или же золотых времен династий Суй и Тан… А сколько у китайской цивилизации этих золотых времен? Семь или восемь, и между ними как минимум по пять столетий. Для них тысячу лет вперед, тысячу лет назад — не столь существенно. Мы всё сравниваем с совсем близким по времени золотым девятнадцатым веком. У китайцев же любые параллели тянутся на тысячелетия. У нас и золотой-то век закончился всего лишь сто лет назад, А может быть, он продолжается и до сих пор? Ведь у китайцев их "золотые времена" в культуре обычно тянутся по два-три века. Может быть, Чжан Цзе и права, таких поэтов, как Ли Бо или Ду Фу из её любимого восьмого столетия сегодня в Китае нет. Но есть новый Китай, и есть новые поэты. И, может быть, спустя столетия нынешний Китай назовут новым "Золотым временем", девятой великой династией? Чжан Цзе пессимистически смотрит на будущее китайской литературы. Также пессимистически смотрит она и на будущее китайского общества. Радуясь, что не доживет до него. Может быть, поэтому её так охотно переводят в западных странах. Там скорее обеспокоены китайским оптимизмом, китайским нарастающим влиянием в мире. Но ведь её любимые Ли Бо и Ду Фу писали свои стихи отнюдь не на вечные абстрактные темы, они потому и живы до сих пор, что насыщены приметами дня, событиями, свидетелями которых стали. Многие их стихи сочинены во время прогулок, путешествий с друзьями, посвящены героям сражений и воинам, несущим службу. Вот, к примеру, стихотворение Ли Бо "Луна над пограничными горами" в переводе Анны Ахматовой:
Луна над Тяньшанем восходит, светла,
И бел облаков океан,
И ветер принесся за тысячу ли
Сюда от заставы Юймынь.
С тех пор как китайцы пошли на Боден,
Враг рыщет у бухты Цинхай.
И с этого поля сраженья никто
Домой не вернулся живым.
И воины мрачно глядят за рубеж -
Возврата на родину ждут,