Газета День Литературы # 118 (2006 6)
Шрифт:
Россия может существовать только как империя или ее не будет вовсе. Советскую, "красную" империю с ее утопической идеологией, с ее жестокостью и беспощадностью к своим гражданам Астафьев ненавидел. И для такой ненависти были основания не только у него одного... Хватит ли у России сил воссоздать свою, национальную империю?
Диана Кан
***
О, Россия моя, что случилось с тобой?
Ну, а если растает — увижу с тоской:
вновь из отчей земли прорастает
там, где прежде шумела трава-одолень,
врачевавшая русские раны,
прорастает лихая трава-одурень,
полоня и луга, и поляны.
Что за страшная здесь прокатилась орда,
повенчав мою отчину с горем,
что не только пшеница, но и лебеда
сведены оказались под корень?
Да не выкурит нас из родных деревень
дурь-трава, что хужей супостата!
Прежде вили из этой травы-одурень
мы не только морские канаты!
Нас враги не однажды пытали на слом,
и не раз смерть косая косила...
Как сумела скрутить неразвязным узлом
Русь Святую змеиная сила?
Все дано нам от Бога —
и статность, и ширь…
Нашу удаль никто не обузит.
Где тот Муромец, где тот Илья-богатырь,
что предательский узел разрубит?
***
Затируха-объедуха...
Вот свекруха-крапивуха.
Деверь — жгучий чесночок —
сношке щеченьки обжег.
Вот золовка-вековуха —
прошлогодняя свеклуха.
Едкий свекор — старый хрен —
доконал меня совсем.
Вот ядреная редиска —
ядовитые уста.
Без нее, кумы, и миска
хлебосольная пуста.
Вот и муженек любимый —
мой лучок слезоточивый:
"Береги-ка, женка, соль!
В старом жбане запотелом
искрометный русский квас
задремал... Но между делом
копит силы про запас!
Ах, отдали молодую!
Ох, попала — спасу нет! —
во семью, семью чужую —
на семь бед варю обед.
***
Приехав к нам в гости, в дому наводящая глянец
(ан вновь поутру вся квартира от пыли бела!),
я помню, как бабушка Настя термезский наш ветер-афганец
на волжский манер свой "волганцем" ворчливо звала.
Вступив с азиатской стихией в неравное единоборство
(такой уж отчаянной бабушка Настя была!),
она проявляла стоически-бабье упорство.
И, вооруженная тряпкой, с утра мыла, терла, скребла.
И мы вместе с бабушкой самоотверженно мыли
до блеска полы и до хруста стирали белье...
Так статус форпоста борьбы с иноземно-залетною пылью
при бабке-казачке тотчас обретало жилье.
"Уж тут кто кого!.." — все подначивал бабушку папа,
вернувшись домой с полигона и пыль отряхнувши с погон.
Густая пустынная пыль, по-хозяйски слетевшая на пол,
тотчас выметалась в сердцах бабой Настею вон.
И бабушка Настя вздыхала: "Впервой ли держать обороны
и от азиатских пустынь, и от пыльных бескрайних степей?..
А что цельным днем мы тут бьем перед пылью поклоны,
так только зачем, чтоб расправиться с нею верней..."
О, бабушка Настя! Ты в жизни нелегкой и долгой
по русской своей, по сердечной своей доброте
старалась с молитвой, с поклоном и с тряпкою волглой
и душу, и землю, и дом содержать в чистоте.
***
Нам не впервой за Россию сражаться —
день простоять, ну а ночь продержаться.
Кинешь сапог: "Просыпайтесь, браты!"