Газета День Литературы # 174 (2011 2)
Шрифт:
Возможно, будь мы едва заметным на карте княжеством с чудным, похожим на название города наименованием, всё в нашем огороженном и вмещённом в узкие улочки и крошечные дворики пространстве было бы понятным и легко истолкуемым. Но бытие России таково, что ни пространство её, ни история, ни душа не вмещаются в куцые, проверяемые геометрией границы. Если уж и способна тут прийти на помощь геометрия, то не иначе как неэвклидова. Вот об этой многомерности русской культуры, о неспособности подчинить её рамкам прямоугольника или квадрата – и говорит Владимир Бондаренко. И в этом проявляется своеобразное свойство критической манеры редактора "Дня литературы", которое можно назвать космизмом, в том значении этого слова,
Каждое литературное явление, будь то писательское имя или художественное творение, Бондаренко вносит с широкий контекст: литературный, социальный, эпохальный и, наконец, – вневременной, вселенский.
Размышляя о поэтической манере Станислава Куняева, критик обращается к характеристике целого направления в литературе – "тихой лирике", а от неё – к оценке исторического бытия русского народа: "Никак не сводима русская поэтическая традиция к одной лишь "тихой лирике". Так же как и русский народ не похож на безропотный и терпеливый, смиренный и покорный. Кто же тогда от Мурманска до Аляски дошагал…" – и вновь, как бы замыкая круг, соединяя судьбу народа и рождённого им поэта, возвращается к имени героя своих заметок: "Нет, в Куняеве совсем иная поэтическая воля была заложена".
И уж вовсе языческим предвременьем дышит определение поэзии Николая Тряпкина: "Что это за ключ, древний, гремучий, неиссякаемый, бьёт в Тряпкине, как из-под камня, из-под ледникового гранита, из-под древней дубовой колоды, ослепительный, чистейший, волшебный. … Тряпкин, как дудка, сквозь которую дует Русь".
Не сочетается, правда, с этим чутким пониманием "неизмеренности" русской души появившиеся в последние годы (и один из них – буквально накануне) своеобразные "рейтинги" родной словесности. Сто поэтов, сто прозаиков, 50 лучших книг, 50 критиков и т.д. И вопрос даже не к персоналиям – проблема в самом подходе к литературе.
Думается, в данном случае Владимир Григорьевич подчинился тенденции, приветствуемой ныне в обществе. То мы выбираем "имя России", как будто в великой стране, подобно как в состоящем из полсотни человек африканском племени, можно назвать фигуру одного мыслителя, одного художника слова, одного учёного. То пытаемся черпать "глубокие" познания из книжонок, поименованных "Сто лучших афоризмов" и "Сто великих деятелей чего-то". Перекинулся подобный подсчёт и на серьёзное литературоведение. В 2005 году "Литературная Россия" "на основе опроса студентов-филологов, вузовских преподавателей, издателей и работников книжной торговли в Москве, Владивостоке, Воронеже, Екатеринбурге, Новосибирске и Санкт-Петербурге" уже составляла и публиковала рейтинг "50 лучших критиков современной России". Составляет "топ"-новинок недели и Лев Данилкин.
Даже не говоря об исключительно прозападной окраске этого явления (остаётся к ним добавить "горячую десятку на МУЗе"), не свойственной русскому национальному характеру черте всё подсчитывать и уравнивать, представим, как мы, имея в своей литературе Пушкина, мучительно бы подбирали ещё 49 имен, чтобы рейтинг состоялся.
Так что мне ближе и понятнее другой Бондаренко, написавший некогда: "Вся сегодняшняя Россия похожа на Колю Рубцова… Неужели такая судьба ждет и Россию? Неужели эти "иновременные татары" сумеют расправиться со всё ещё святой Русью? Пусть в рубищах, пусть в корчах от насланных болезней, но непоколебимо святой, как был святым, высокодуховным, чистым и сам Николай Рубцов при всех своих сиротско-кочевных бродяжных хмельных выходках".
Эта критика, которая сродни самому поэтическому слову, от которой может так же щемить сердце, как и от строк, наполненных "рубцовским вольным дыханием".
Критика,
Однако пишет Бондаренко, не в пример многим, не только о литературе. Героем его книг становится Георгий Свиридов – "последняя точка отсчёта Русского века", человек, соприродный не только русской музыкальной, но и словесной культуре. В глубоком и честном интервью раскрывает критик, насколько это возможно, личность "непосредственной открытой дамы, которой бы надо молчать из-за своей непосредственности, чтобы себе не навредить… лидера, сильной бойцовской натуры, с которой никто не может совладать", Татьяны Дорониной. Даёт серьёзную оценку деятельности Юрия Соломина и МХАТа в целом, "делающего политику всем своим репертуаром"; кинофестивалю "Золотой витязь" и его руководителю Николаю Бурляеву.
Как часто ревнители Православия обращаются сегодня к фигуре одного из наиболее ярких национальных мыслителей – Высокопреосвященнейшего митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна? На фоне "православной" моды, когда, к сожалению, и батюшка становится частью "шоу" (отчего же вдруг возмущают нас всякие "Цветочные кресты"?), критик в "Ликах патриотизма" приводит интервью с ним, в котором звучат такие нужные ныне слова о "духовной агрессии, развязанной сегодня против русского народа", об игре, в которую с лёгкостью втягивается страна. Вопреки TV-проповедям говорится о том, что "вера есть состояние души, горение сердца – это надо заслужить, вымолить, тут никакие "оргмероприятия" не помогут".
Космизм "одарил" литературную критику Владимира Бондаренко таким качеством, как публицистичность, характерную для творчества лучших "правых" авторов: Михаила Лобанова, Станислава Куняева, Игоря Золотусского, Юрия Павлова.
Своими статьями, так далёкими от рассудочного академизма, Владимир Григорьевич ещё раз заставляет задуматься об истинном предназначении в России человека пишущего, которому не позволено забывать своеобразный "кодекс" писательской чести, родившийся в столь же непростые времена: "и не певец, кто в наши дни поёт".
Говоря об образах беловских Ивана Африкановича и Кости Зорина, критик задаётся вопросом: "Так нужны ли нам для нашего выздоровления, для нашего уже постсоветского рывка в будущее наши традиционные ценности?". В рассуждении о повести Леонида Бородина "Ушёл отряд" из Великой войны перебрасывается мостик в настоящее: "…Нынче 9 мая не наш был день победы. …Потому что это был день победы Буша, Шредера и всей честной компании над поверженной Россией".
Сугубо литературоведческие исследования Бондаренко перерастают в размышления о судьбах России в целом. На страницах его книг предстаёт и Русь языческих преданий, и Россия в православном величии. Смешивается-переплетается облик грядущей державы, прошедшей сквозь живую и мёртвую воду, воспрявшей из озёрной глуби градом Китежем, освещённой и освящённой радостью Христова Воскресения.