Газета День Литературы # 62 (2001 11)
Шрифт:
Порой мне кажется, что весь я — один отекший посинелый язык, онемелый орган невысказанной страсти, чело-зык, зэк супружеского долга, закуска женщины-змеи.
Если бы я не боялся впасть в грех постмодернистского благоговейного воспроизводства вычитанных ситуаций (чем, честно говоря, в основном и занимаюсь), я бы обязательно признался, что даже благородным звучанием своей фамилии обязан некоему аргентинскому классику, невероятно предвидевшему мою проблему с самоочищением, доходящим до выворачивания наизнанку, как пятипалая полая перчатка, стремящаяся избавиться от залетевших и прилипших к
Я бы признался, что порой и меня тошнит новорожденными крольчатами, разве что никогда не вырвет, и они бесконечно скребут лапками в стонущем желудке, устраивают там бег в темноте, раскручивая неостановимое кроличье колесо и тогда мне приходится постоянно оглядываться то внутрь, то наружу, о чем непристойно поведал в ненужных подробностях Володя Гордин, бывший мой друг и земляк, литературный коллега, мать его греб, странным образом переквалифицировавшийся на старости лет в романиста.
Впрочем, он все наврал, ибо нет и не могло быть у него многолетнего навыка по разведению и содержанию домашних грызунов, не питал он, увы, длинноухих питомцев нутряной нежностью сукровицы и тем более не имел, к сожалению, благовоспитанной привычки заносить наблюдения в подручную тетрадку или записную книжку с целью точной фиксации и необходимой аутентичности отражения. Не был ему, увы, знаком пресловутый зигзаг змеи. Зато подобный блокнотик у меня всегда при себе, я вот и сейчас ласково поглаживаю вздувшуюся от переизбытка накопленного материала картонажную обложку красно-коричневого цвета с изображением мощного журналистского пера в центре и выдавленной (конгрев!) надписью "Note book" под углом.
Бумага внутри его в аккуратную мелкую клетку из перекрещенных черных линий, я старательно врисовываю буковки в соразмерные клеточки, словно новорожденных крольчат. Буквы порой сопротивляются, пищат, с трудом протискиваясь сквозь мрачные прутья, требуют почему-то клевера, (что, между прочим, в переводе с английского означает ум), но у такого дурака, как я, и клевер водится чрезвычайно редко. Блокнот мой пока заполнен не полностью, хотя записи идут сразу с двух сторон: эдакий перевертыш, да ведь и сам я, словно блин на Масленицу, припечен жизнью со всех сторон. Вот вам несколько образчиков в назидание или в развлечение:
СРЕДНЯЯ Д. (ДОМИНАНТА? — В.Ш. )
!. Падает продуктивность. Могу делать только то, что надо по работе. Очень спасает перевод. В пандан возникает что-то свое. Творческое начало — машинально, но, слава Богу, есть. Значит, существую не зря. НЕ БОЛЬШЕ ДВУХ ЧАСОВ. А то и час (2–3 страницы, как договорился с самим собой — норма).
1. Падает интерес к познанию. Не могу читать — неинтересно, не лезет, не захватывает. Перестал покупать книги. На антиквариат (чем славен Гордин) нет денег, а сегодняшняя хрень не про меня. Хотя не прав, выходит много интересного. Но все-таки не про коня корм.
2. Падает интерес к окружающему миру, людям, политике, культурным новостям. К тому же невидимые крольчата плодятся без счету.
3. Сознание сосредоточено в основном на том, чтобы «выжить», как я это называю. Последнее время это не просто, "опускаются руки", но некая работа осуществляется: либо пытаюсь как-то психотерапевтически разобраться (как же мне не хватает
ЯДЕРНЫЕ ПРИЗНАКИ
1. В среднем случае — тоскливость, но очень большая. В остром приступе она сочетается с отчаянием и ужасом (что же делать? Так больше жить нельзя, невозможно).
2. Тоже в остром приступе — неизбывное чувство вины.
3. Тревога за то, что не смогу работать прежде всего.
4. Страх выходить из дому. Хотя когда удается пересилить себя, гораздо лучше, нежели торчать дома.
5. Пожалуй, самое главное ощущение своей ненужности никому (кроме матери). Даже жене, которая занята своей газетой, театральными тусовками, каждодневными мелкими победами над врагами, а также бесполезной борьбой с замучившей ее тучностью. Поля-Полиночка моя оплыла как стеариновая свеча, хотя далеко еще не огарок. Все-таки моложе меня на 17 лет.
Полное отчуждение от своего творческого «я» (это я опять о себе). А ведь еще недавно я написал широко прозвучавшую повесть «И-го-го»: черт побери, две виселицы заголовочных «г» весело поскрипывали, удерживая тела отчаянных близнецов: меня и моего героя, главного и непревзойденного специалиста в России по "мертвым душам". Вот тебе и расплата: очередной "живой труп" — ваш покорный слуга.
Что ж, несколько дней назад я прорастил в чайном блюдце клевер, он уже проклюнулся и обозначил будущие красные и белые перышки, чтобы вскоре включиться в обязательный круговорот и дать ту порцию размеренности, которая (прав тот же классик) помогает нам жить. Замена счастию она.
29 АВГУСТА 2000 ГОДА, ПО ДОРОГЕ В «СЕЛЕНУ»
Вчера позвонил Паша и сказал, что предлагает мне работу замглавного редактора в журнале "Шенгенская виза". То, что я искал. Звонить надо немедленно. Главный редактор — Юля Глейх. Я страшно заволновался и забоялся. Мне так надоело лицедейство, траквилизаторы, картины Рене Магритта (о, какой там Фрейд или Юнг, если рыжеволосый лобок, словно мохнатая нерпа, трется, пофыркивая, о тебя ежеминутно день и ночь. Особенно ночь. О, миндалевидные влажные армянские глаза нерпы!). Развязка, оказывается, так близка.
Я этого страстно хотел и одновременно боялся. Прощай, немытая свобода! Опять зависеть от царя и от народа. Прощайте, книги! Мой "Механизм свободы" и "Механизм памяти". Ну что ж, зато я смогу пройти полный дидактический психоанализ.
Во рту — привкус сигарет, маминого поцелуя и жареного лука, который явно без меры мама кладет в домашние котлеты. И еще чеснока, впрочем, он самый раз для "Шенгенской визы".
Полина, жена моя, ненаглядная Полечка давно спит только при электрическом свете, большая, вальяжно-ленивая рыжеволосая (крашенная хной) нимфа, такая на себя непохожая без света, в темноте, когда мне удается беззвучно нажать выключатель, тогда она сонно шевелит ластами и, отрывая клочки тьмы, взбивает шоколадный коктейль, тут же запечатывая мне рот горьким шоколадом с привкусом миндаля.