Газета День Литературы # 93 (2004 5)

День Литературы Газета

— Да, слушаю вас.

— Это Н.Н.

— Извините, не узнал. Богатым будете. (Нет, что за чушь я несу? Он-то был, и есть, и будет, конечно... Вот — всё лакейство наше и холопство!)

— Спасибо. Тут возникла идея поужинать в узком кругу. Не возражаете, или у вас какие-то другие планы на завтра?

Господи, о чем он? Какие у меня планы? На завтра? Картошки купить?

— Как идею — полностью поддерживаю. Готов даже предоставить территорию

для узкого круга и ресурсы для поужинать.

— Спасибо, в этом пока нет необходимости. Запишите, пожалуйста, время и место…

Да, в такие места в такое время ходят в костюмах такого покроя и с кошельком такой толщины, которых я даже во снах греховных не вижу. Но сладок, до чего же сладок халявный уксус! Пока не поднесут и к нашим устам губку смоченную…

Впрочем, внутри заданного Н.Н. хронотопа уничижение паче гордости не проходит. На входе запросто спрашивают имя-фамилию, и симпатичная фея в местной униформе за две-три минуты доводит меня к заветной двери. За нею — разумеется, Н.Н. В обществе человека, почти стершего с лица отпечаток своей борцовско-бандитской юности. Не самой легкой категории. Нас представляют друг другу. Возможный лауреат премии — и наш новый Савва Морозов, филантроп и меценат. Надо сказать, улыбку стриженого филантропа по имени Сергей нетрудно спутать с улыбкой антропофага. Впрочем, вряд ли его подбирали специально для меня. Здесь, по деталям натюрморта судя, варились какие-то свои серьезные дела, а пока почти готовое блюдо настаивается, можно переговорить и со мной.

Н.Н. — человек, безусловно, светский. Минут тридцать он болтает о погоде, выспрашивает новости про общих знакомых, делится наблюдениями о пушкинской рифме, не забывая, впрочем, и Сергея: советы по обустройству нового дома, самочувствие жены, здоровье детей…

— Курите?— наконец, обращается ко мне филантроп. Я киваю, и с молчаливого разрешения Н.Н., спокойно глядящего сквозь полупустой бокал на огонь свечи, мы выходим подымить — как выясняется, на балкон во внутренний дворик ресторана с буйным совершенно по-тропически зимним садом.

Сергей молча протягивает мне пачку с уже выбитой из нее сигаретой, я не отказываюсь и прикуриваю от предложенной зажигалки. Несколько мгновений мы разглядываем всё это зеленое безумие листьев-стеблей-цветов и, видимо, невольно как-то сравниваем его со своей собственной жизнью.

— Извините, Сергей, вы что-то хотели у меня спросить? — наконец, решаюсь я.

Он отрицательно качает головой и продолжает созерцать ресторанные джунгли на уровне второго этажа.

— Тогда можно я задам вопрос?

В ответ получаю невнятно-утвердительное пожимание плеч и продолжаю.

— Скажите, Сергей, неужели вы настолько любите Пушкина и литературу, чтобы тратить такие деньги на эту премию?

Он медленно поворачивает голову — ровно настолько, чтобы я заметил его фирменную улыбку.

— Знаешь, Георгий… Иванович, — после паузы добавляет он. — У меня жена вот-вот родить должна. Сына. Как раз к 6 июня, я врачам заказал. Сашкой назову, Александром Сергеичем то есть. Это мне радость — наследник,

после двух девок. Смотри, полный тезка получается, верно?

— Верно. А фамилия?

— Фамилия-не фамилия, но меня как Пушкина вся Москва знает — я такой человек, всегда при волыне. При пушке. При пистолете, то есть, верно? Вот в честь Сашки Пушкина моего и премия будет. Для хороших людей не жалко, — филантроп снова улыбается, чуть больше прежнего.

— Ага! — понимаю я. — А Н.Н. — хороший человек?

Сергей на глазах мрачнеет и снова углубляется взглядом в джунгли. Истлевший до фильтра окурок сигареты давит в бронзовой пепельнице, отлитой на решетке балкона. И говорит — вроде бы ближайшей лиане.

— Тут милиция приходила недавно. Гость один у меня случайно с балкона упал. Разбился. Пятый этаж… Я им объяснил популярно ситуацию… Он по жизни беспредельщик был, чего еще от таких ждать…

Так, серьезный мальчик Сережа начал сказывать крутую новорусскую сказку старому книжному червю.

— И что? — спрашиваю как можно спокойнее.

— У меня дети дома, жена беременная…

— Да… — я не могу не отдать должное своему собеседнику.

— Так вот, там я точно знал, что и как делать. А сейчас — не знаю. Н.Н. — это система. Конечно, каналы на солидные западные банки, юристы все, бумаги — вопросов нет… Его помощь на сто таких премий тянет. Но вот эти свинцовые рудники в Таиланде за пятьдесят лимонов — братва может не понять. Или сделать вид, что не понимает. По наводке. Или у того же Н.Н. ребята из "Альфы" — концов не найдешь.

"Альфа" — какое знакомое слово… Не Фридман с Авеном, конечно, а 93-й, танки, Дом Советов, спирали Бруно, пьяные автобусы ментов на улицах…

— "Альфа" — это "Альфа",— соглашаюсь я.— Но ведь не Альфа и Омега, верно?

— Ладно, не лей — Библию мы читали,— говорит он беззлобно и толкает дверь.

"Пушкин — это тип русского человека в его развитии, каким он явится, быть может, через двести лет".

Н.В.Гоголь

ИЗБРАННОЕ

ЮНОСТЬ

Может быть, юность закончится,

но не уйдет никуда:

будто бы домик окончатый,

старый — стоит у пруда.

Стоит окликнуть по имени —

иней оплавится звёзд.

Сказкою стали любимые,