Газета День Литературы # 97 (2004 9)
Шрифт:
Но как бы там ни было, бунт героя в романе идет дальше. Он становится пророческим и уже истинно традиционным бунтом русского человека, преодолевшего высотой помыла абсурд жизни. Иван выстрелил и убил турка Сали. Однако весь пафос романа убеждает нас: Иван убивал не человека другой национальности, а угнетателя.
Строго говоря, такой итог закономерен — бунт, вызванный стоицизмом, с неизбежной логикой движется к борьбе решительной и бескомпромиссной. В этом проявляется, если угодно, русская философия освобождения, не блудливым умом писанная, а начертанная, как катехизис, драматической историей православно-советской России, искушаемой всегды тайным и явным врагом. Бунт
Еще одна необходимая оговорка. Русофобы с каким-то особым усердием цитируют слова Пушкина о русском бунте, "бессмысленном и беспощадном", особо смакуя слово "бессмысленный". Ну, понятное дело, какой же смысл могут иметь "дикари без общечеловеческих ценностей", кроме страсти к разрушению? Мы имеем дело с банальной спекуляцией. Пушкин высказался о бунте после знакомства с историей восстания Пугачева. И в этой фразе, как и в любой пушкинской, всё мудро и просто: бунт бессмысленный, ибо обречен. До 1917-го именно так и было. При этом любой бунт всегда был принципиально осмысленным, что и составляет суть русского бунта, — люди не задумываются о конечной победе, их победа — в самом факте протеста, в осмысленном ощущении СВОБОДЫ от угнетения.
Иван убивает угнетателя. Всё, однако, не так просто в романе. Крайний драматизм сцены приводит, как было сказано, к раздвоению личности героя. Эффект этой сцены — в тончайшей модуляции двух психологичеких начал, в деликатном осязании смысла: выстрелил не Иван, сознающий и ответствующий, а его бунтующее, символическое бессознательное, ухнувшее в абсурдное пространство, как залп "Авроры". Иван — "не сознающий". А следовательно, не подсудный. В судебной медицине это квалифицируется как "состояние аффекта". Иными словами, угнетателя убила не личность, а, образно говоря, идея бунта и протеста. В романе эта сцена приобретает, таким образом, философское и пророческое звучание ОСВОБОЖДЕНИЯ.
События в романе, как помнит читатель, происходят на чрезвычайно узком пространстве обитания героев — маленькая часть припортового Стамбула.
И мне в этой связи вспоминаются наши литературные диспуты начала 80-х годов. Современная журналистская братия, по сути, подменившая собой литературную критику и замучившая пустопорожней болтовней, даже не подозревает, как истинно свободно и содержательно велись тогда литературные споры. Так вот, в одном из них шел разговор о том, может ли "в капле" отразиться весь мир, способен ли художник на такой дерзновенный шаг?
Роман Владимира Бушняка "Стамбульский зазывала", эхом откликаясь на славную и бурную литературную жизнь 80-х, дает повод думать, что "капля" истинно художественного может выразить если не всё, то что-то весьма существенное в бытии народа.
Илья КИРИЛЛОВ ШЕЛКОВОЕ СЕРДЦЕ О романе Людмилы УЛИЦКОЙ “Искренне ваш Шурик”
Неинтересно писать о новом романе Л.Улицкой, неинтересно читать его…
Критики услужливо находят в книге черты, представляющие автора талантливым романистом. Спорить или соглашаться с этим? С одной стороны, в романе достигнуто невиданное доселе совершенство, уже нет тех длиннот, штампов, пошлых метафор, которые были визитной карточкой ранней Л.Улицкой. С другой стороны, бросается в глаза повторение пройденного — в сюжетах, в психологии героев, в конструкции произведения. Она сама осознает эту вторичность: тонкий, убийственный яд скуки проникает в интонацию автора.
Сегодня в литературе размыт критерий
Кратко передаю содержание. Речь идет о мальчике из семьи московских интеллигентов (как всегда, Л.Улицкая начинает издалека, с привлечением множества генеалогических изысканий), о его взрослении, о последующей судьбе юноши, мужчины. В детстве его воспитывают мама и бабушка, он внебрачный сын. Живым и грустным предстает образ матери Шурика: дочь "сильной женщины", она всю жизнь влачит роль подопечной. В конце концов, утрачивает способность жить и мыслить самостоятельно. Сын жалеет мать и со временем берет на себя роль опекуна, в бытовом плане и психологическом. Подрастая, он начинает пользоваться успехом у женщин, и незаурядным. Но романы его недолгие и непрочные. Сначала и он сам, и окружающие относят это на счет юности, но и в более зрелые годы ситуация не меняется. Создается внушительная коллекция, представляющая женщин разных возрастов, судеб и социального положения. Здесь Л.Улицкая с ее житейским психологизмом на высоте. Для каждого типа она находит точные слова, верные характеристики. Ее перо особенно оживает, когда речь заходит о женщинах-калеках, живущих по ту сторону отчаяния. Вот одна из влюбившихся в Шурика героинь, Светлана, страдающая суицидальным синдромом.
"Поздним вечером, выпив легкое снотворное, она засыпала минут на двадцать, но разговор с Шуриком внедрялся в сон и разрушал его…
Ее сон, от природы робкий и пугливый, вконец разрушился, и теперь она поднималась по ночам, пила горячую воду с лимоном и садилась к столу — вертеть шелковые цветы, белые и красные. Для артели. Изготовлявшей похоронные венки, Она была хорошей мастерицей. Но хороших заработков у неё никогда не получалось, потому что работала она очень медленно. Зато розы, которые она скручивала на круглой ложке из тонкого проклеенного шелка, отличалась печальной удлиненностью, которая другим мастерицам не давалась.
До утра сидела она в стеклянном состоянии перед скользким шелком, утром засыпала минут на двадцать и снова садилась к столу. Из дому она почти не выходила: боялась пропустить приход Шурика."
На сегодняшний день, кажется, в отечественной литературе нет никого, кто об убожестве и одиночестве мог бы написать более пронзительно. Над подобными страницами вспоминаешь, что это и есть та ныне почти забытая писательница, опубликовавшая когда-то "Дочь Бухары"… Но, пожалуй, это единственное "лирическое отступление" в романе. Всё другое — голое ремесло. И, повторюсь, это тоже восхищает, постоянное стремление к совершенству. Редко встретишь автора, который так неустанно, так придирчиво работал бы над улучшением слога. Безусловно, это одна из слагающих успеха Л.Улицкой. Читателей и критиков подкупает, что им преподносится не сырой продукт, а плод кропотливого, добросовестного труда
Но искусство пристрастно. Опытность, выучка, договор важны в нем только до определенной степени. Едва ли оно простит, что нет душевной щедрости в этой книге.
Вернемся к образу ее главного героя. От бабушки-преподавательницы он прекрасно усвоил французский. Не имея ни желания, ни воли строить карьеру, занимается переводами, письменными и устными, и постепенно замыкается в этой деятельности. По-прежнему "легок на подъем" с женщинами, по-прежнему избегает серьезных и длительных отношений с ними, и особенно опасность возникновения глубоких чувств. В романе, казалось бы, только и толкуют о любви. Но не происходит ли подмены, не выдается ли за любовь физиология? Любовь как явление духа в книге отсутствует.