Газета Завтра 313 (48 1999)
Шрифт:
В. Ш. В Москве донорских органов очень мало. К сожалению, пока многие из пациентов так и не дожидаются спасительного для них донорского органа. Мы пытаемся наладить связь с другими городами. Но издалека не привезешь. Сердце, к примеру, должно быть доставлено очень быстро — за несколько часов — к операционному столу. Вот недавно у нас был уникальный случай, когда для операции сердце привезли из Петербурга. А у нас уже больной был подготовлен к операции, пока это сердце из Питера летело на самолете. Мальчик, которого подготовили к операции, уже еле-еле держался с помощью временного "моста". Состояние его все время ухудшалось. Уже две недели он
Надеюсь, теперь питерский канал будет задействован постоянно. Это расширит наши возможности. Еще мы недавно заключили договор с администрацией Твери о доставке донорских органов.
Я не могу мириться с таким маленьким количеством донорских органов, потому что тяжело смотреть, как умирают молодые люди, которым бы еще жить и жить, и которые могли бы жить, если у нас не было бы проблем с доставкой донорских органов со всех ближайших городов России, да и в Москве, наверное, можно расширить возможное их получение. Думаю, мы эту ситуацию будем решать в лучшую сторону.
В. Б. Но за каждым донорским органом своя трагедия. Откуда берутся в основном все донорские органы: сердце, печень, почки?
В. Ш. Прежде всего это дорожно-транспортные происшествия, которые, увы, часты на наших дорогах. Гибнут молодые крепкие люди. Их жаль, но это же по-христиански, что и после своей смерти они спасают других людей. Потом бытовые травмы, бытовые убийства, когда сразу же тело доставляют в клинику, когда умер мозг, но сердце еще бьется и его можно использовать как донорское. Но часто время теряется, и для донорства сердце уже не годится. Это еще почки какое-то время можно использовать...
Конечно, можно сказать, что пока не решена проблема с искусственными органами и с использованием органов животных, наш институт связан с темой смерти. Уже после того, как институт создали, нам долгие годы не разрешали делать пересадки сердца и печени.
Во всем мире уже делали, и наши хирурги были готовы, а наши руководители не могли решить, кого считать умершим. Впрочем, и на южно-американского хирурга Кристиана Барнарда, с которым я не раз встречался, впервые в мире осуществившим пересадку сердца, тоже вначале набросилась церковь, да и у нас не спешили его приветствовать.
Для нас донор — это человек, которому уже поставлен диагноз "смерть мозга". Допустим, на улице под машину человек попал, травму такую получил, что у него череп разбитый, головной мозг уже на асфальте. Ясно, что он уже как личность перестал существовать. Мозг его погиб. Какое-то время сердце еще работает и поддерживает кровообращение в организме. В этот период времени можно забрать у него и сердце, и печень, и легкие. Пересадить другим людям с расчетом, что будут хорошие результаты. Что мы спасем других
В. Б. А требуется ли при этом согласие родственников? Как решаются юридические вопросы?
В. Ш. В России сейчас есть закон о пересадке органов. Этот вопрос, который вы задали, решается таким образом. Если родственники погибшего решительно заявляют, что пострадавший человек при жизни говорил, что он не хочет, чтобы его органы в случае гибели кому-то пересаживали, относился к этому негативно, или сами родственники резко возражают против этого, никто у погибшего ничего забирать не будет. Это абсолютно точно. Если возражений нет, тогда уже мы смотрим с медицинской точки зрения.
Во всем мире существует острая нехватка донорских органов. Люди ждут месяцами, годами, когда появится необходимый им донорский орган. И часто не дожидаются. У нас в России ситуация с почками не такая острая. В Москве заготавливается достаточно большое количество, да и возможность использования почек от доноров пошире. В год мы можем пересадить от ста двадцати до ста пятидесяти почек. Конечно, возможности института гораздо больше, тоже приходится ждать, искать. Но вот с сердцем и с печенью ситуация крайне напряженная...
В. Б. Насколько я знаю, сейчас в западных странах, и прежде всего в США, стали широко применять пересадки почек и части печени от живых доноров. Скажем, в США уже более сорока процентов пересаженных почек взято у живых доноров. Конечно, прежде всего берут у родственников и близких людей, уже появились мощные лекарства, подавляющие реакцию отторжения, и можно пересаживать и почки, и даже печень, вернее часть печени, от абсолютно чужих, генетически не связанных с тобой людей. Как вы относитесь к таким живым донорам с точки зрения медицинской этики? Используете ли вы в вашем институте живых доноров?
В. Ш. В нашем законодательстве написано, что донорские органы не могут быть предметом купли и продажи. И правильно написано. Особенно в нынешнее гибельное время. Отчаявшиеся люди могут пойти на все. В законодательстве ясно написано: тот, кто это организовывает, этим занимается, — подлежит уголовной ответственности. Задумайтесь. Человек может быть в нищете, голодать, но пусть ищет другую возможность, нежели отдавать свой нормальный живой орган за деньги богатым людям. Это не гуманно. Государство должно помогать обездоленным. Общество в целом, и те же богатые люди, должны не допускать голода и нищеты. Нельзя рисковать здоровьем живых доноров. Нельзя все пускать на продажу. Тут нам стабильный Запад не пример. Я допускаю живое донорство, когда речь идет о близких людях, о матери и ребенке. Моя точка зрения — мы должны искать другие пути для решения проблемы донорских органов.
В Б. В вашем институте пересаживают сердце, печень, почки, поджелудочную железу, поговаривают о пересадке рук и ног. Где надо остановиться? Все ли можно заменить в человеке?
В. Ш. Все-таки есть здравый смысл. Нельзя же оставить у человека скелет, а все остальное заменить. Смонтировать человека из всего чужого, как компьютер какой-нибудь.
В. Б. Очевидно, нет смысла менять мозг? Даже если технически есть такая возможность, это же будет другой человек. Кто он? С кем его идентифицировать?