Газета Завтра 412 (43 2001)
Шрифт:
Но самое главное в глобализации — это превращение формирования сознания в самый коммерчески выгодный вид бизнеса. Государства всегда занимались формированием сознания, но это было некоммерческим занятием. Пропаганда напоминала египетские пирамиды, срок окупаемости которых составил пять тысяч лет. А информационные технологии сегодня окупаются за несколько месяцев, это самый эффективный вид бизнеса, и если раньше товары приспосабливали ко вкусам людей, то сейчас, наоборот, вкусы людей приспосабливают к товарам. Это очень существенное изменение.
В связи с ним возникла принципиальная неопределенность, связанная с размыванием критерия истины. Например, в политике, которая во многом связана не с реальными изменениями, а с формированием глобальных информационных фантомов, на которые тем или иным образом будут реагировать различные целевые группы.
В принципе, либеральная политика разработана для таких маленьких стран, где сегодня основные вопросы решаются извне. Но если вы хоть каким-то краешком участвуете в мировой конкуренции: за ресурсы, за территорию, за высокие технологии, за моральное влияние, как это долгое время делал Советский Союз и продолжает — хотя бы в силу своей истории — делать Российская Федерация, вы являетесь потенциальной угрозой. Если вдруг Россия начнет развиваться, а она начнет развиваться вне либеральной парадигмы, поскольку оставаться в этих рамках для нас означает автоматическую смерть, то развитие России создает крайне неприятную альтернативу для Запада.
Куда встроились государства, образованные после распада СССР? А никуда. Я понимаю, почему американцы всячески стимулируют расширение ЕС — если этот процесс пойдет слишком быстро, он превратит всю систему европейской экономики в неконкурентоспособный хаос. Прибалты вообще не понимают, как с них можно что-то требовать: Советский Союз развивал их совершенно безвозмездно — вот и Европа пусть развивает, они не против.
Что меня потрясло на европейской секции Всемирного форума в Зальцбурге? Сидит десяток руководителей стран Восточной Европы — все наши люди, воспитанные социалистической системой, все — высочайшие профессионалы по части высасывания денег. Они СССР высосали: мы их почти полвека поддерживали, а потом еще и должны остались. Теперь они говорят правильные слова о рынке, демократии, советском тоталитаризме, европейской интеграции — и не могут понять: что, за это денег теперь не дадут? А Евросоюз еле разобрался с Ирландией. Ирландское процветание ведь основано не только на создании оффшорной зоны, но и на широкомасштабном получении кредитов. А когда пришло время платить, они сказали, в переводе с дипломатического на русский, приблизительно так: денег у нас вообще-то не очень много, и если вы не пойдете нам навстречу, мы будем голосовать против вашей политики и вообще проведем референдум против расширения ЕС. Потому что зачем нам новые члены ЕС, когда его денег и для нас-то не хватает? И Европа оказалась безоружной перед таким скромным вымогательством. Но это все еще очень свое, цивилизованное и доброе. А вот когда начнут заниматься тем же самым страны Восточной Европы и Прибалтики — никому на Западе мало не покажется.
Очень важный результат Зальцбурга — резкий рост интереса к России в Европе. Они объясняют это очень цивилизованными словами, но смысл такой: после расширения ЕС Запад выходит на свои границы, а дальше — не Европа. Белоруссия, Украина, даже Молдавия — с их точки зрения, уже не совсем Европа, а скорее Россия. Но говорить сегодня даже о поле тяготения России нельзя, и не по дипломатическим или политическим, а, к сожалению, по содержательным причинам.
Потому что Россия не имеет привлекательного образа, не имеет ясно выраженной модели развития, не имеет эффективной системы управления. Она существует как поле отторжения Запада. Наш образ таков, мы так проиграли информационную войну, что все эти страны предпочитают бороться за западные гранты, а не за сотрудничество с Россией. Причем это выбор четкий, осознанный и не сильно маскируемый. И это не выбор кучки политиканов.
Да, во многих постсоциалистических странах сложилось провинциальное общество, людям там скучно, но мы не делаем ничего, чтобы заинтересовать их в сотрудничестве. Россия и прилегающие к ней страны сегодня — это совокупность окраин. Окраина Китая. Окраина
"ЗАВТРА". Но ведь это пребывание России в зоне активных контактов является огромным нашим ресурсом. И если пословица, что наши недостатки — всего лишь продолжение наших достоинств, справедлива в обе стороны, то даже две главные беды России, дураки и дороги, сегодня могут выступить ее неоспоримым ресурсом. Дураки — как особый тип сознания, а дороги — как связь между тремя важнейшими регионами мира: Европой, Тихоокеанской и Центральной Азией.
М.Д. Знаете, иногда хочется иметь еще какие-нибудь ресурсы, кроме дураков. Возможно, это непозволительная роскошь, но иногда хочется. Ресурсы, которые вы не можете использовать, становятся проблемой. Мы все еще самая богатая страна мира, но наши ресурсы уже используются другими, а не нами. Существует необходимый минимум конкурентоспособности. Если вы сидите на куче алмазов, но не знаете, как их использовать, этот ваш ресурс превращается в проблему — потому что всегда найдется тот, кто знает, зачем нужны алмазы, и захочет их у вас отнять: то ли военным путем, то ли экономическим, выменяв на стеклянные бусы, консервированный хлеб гуманитарной помощи или что-нибудь еще.
Точно так же проблема может стать ресурсом, если подходить к ней с головой. Наша беда в том, что некому подходить с головой. Головы по-прежнему заняты другим, и государственная эффективность плохо уживается с личной выгодой. Решить эту проблему может только государство — его за это, собственно, и терпят. Если бы была какая-то иная возможность, человечество за пять тысяч лет ее нашло бы и использовало. Но за счет чего сборище не совсем честных и не совсем умных людей, в любой стране именуемое госаппаратом, оказывается способным выполнять свои общественные функции? За счет того, что государство осуществляет баланс между интересами бизнеса, своими интересами и интересами населения, причем главная ответственность — перед населением.
Если государство неэффективно и не справляется со своими обязанностями, в тоталитарном государстве население устраивает революцию, в демократическом — перевыборы. К сожалению, в современной России население вычеркнуто из этого баланса. И баланс интересов государства и крупного бизнеса осуществляется за счет игнорирования населения. Этот подход и лег в основу программы Грефа — поэтому она и оказалась нереализуемой.
Да, идеально эффективным государственный аппарат не может быть никогда. В этом либералы правы. Если вам примера нашей страны мало, посмотрите на Японию. В начале 50-х их специалисты выработали 14 приоритетов государственного развития. Ровно половина из них вылилась в растрату ресурсов, подкормку банд якудза и местных функционеров, жуткое загрязнение окружающей среды. Зато остальные вытащили Японию на второе место в мире. При этом японские специалисты даже не предвидели основные направления развития экономики! Но и оставшихся семи приоритетов хватило для модернизации страны, обеспечения конкурентоспособности, создания предпосылок для нормального коммерческого развития.
Не нужно ставить крест на государстве только потому, что оно неэффективно. Фундаментальная ошибка либералов в том, что вместе с грязной водой они выплескивают ребенка,— реальная неэффективность государства еще не свидетельствует о его принципиальной ненужности. Самый неэффективный менеджер лучше самого эффективного вора. Там, где нет государства, начинается хаос, начинается мафия.
Попытки подчинить государство бизнесу, особенно крупному, также обречены на провал: у них принципиально разные функции. Бизнес должен заботиться только сам о себе, а государство — о тех, кто сам о себе позаботиться не может. Поэтому всякий раз, когда бизнес пытается подменить собой государство, он получает в лучшем случае финансовую катастрофу. Когда крупный монополистический капитал России начал сам решать вопросы государственной компетенции, произошла Октябрьская революция. На фронтах Первой Мировой российской армии не хватало снарядов и патронов, но снарядами и патронами, которые были тогда в стране, потом отвоевали целую гражданскую войну и чуть ли не на Великую Отечественную хватило. То есть налицо был искусственно созданный спекулятивным крупным бизнесом дефицит. Подчинение государства интересам бизнеса сначала уничтожило эффективный бизнес, а потом и само государство. Кстати, в 1996-1998 годах мы наблюдали нечто подобное, да и в этом году тоже были серьезные признаки подчинения экономической политики государства "новой олигархии".