Газета Завтра 46 (1043 2013)
Шрифт:
Дальше Евтушенко говорил, что проститутки капитализма "заманивают нас в свои объятья, но мы не пошли и никогда не пойдём в их объятья". Ах, как поторопился дать обещание: никогда!.. Впрочем, ведь его, кажется, и не заманивали, сам побежал по волнам океана, аки посуху, с распростертыми объятьями: "Возьмите меня, я хороший!"
Есть ещё один трогательный момент в выступлении Евтушенко на той встрече. Упомянув, что кто-то как раз в дни встречи рассказывал о Хрущеве язвительные анекдоты, и это стало известно, он гневно воскликнул: "Если бы я увидел человека, который посмел рассказывать подобные анекдоты о Никите Сергеевиче, я, прежде всего, дал бы ему в морду, и хотя я никогда не писал заявлений, потом я написал бы заявление на этого человека, и написал бы совершенно искренно" (Там
Позже в статье "Фехтование с навозной кучей", которую Ф.Бурлацкий напечатал в "Литгазете", Евтушенко с усмешкой поведал, что анекдоты накануне вечером в ресторане ВТО ("У бороды") рассказывал ни кто иной, как именно он сам. То есть это самому себе на другой день он готов был дать в морду, на себя грозился написать донос. Ну, это цинизм чисто солженицынского закваса. Когда Твардовский возмущенно недоумевал, кто мог передать его письмо Федину на Би-Би-Си, тот усмехался: "Я и передал-с".
А что касается "я никогда не писал заявлений", то это похоже на правду. Евтушенко предпочитал телефонные звонки: то Брежневу, то Суслову, Андропову, Ильичеву Тут вспоминается история с фильмом "Сирано де Бержерак", который собирался ставить Э.Рязанов. Евтушенко ужасно хотелось сыграть заглавную роль, даже стихи написал:
Только когда я дышать перестану
И станет всё навсегда всё равно,
Россия поймет, что её, как Роксану,
Любил я, непонятый, как Сирано.
Трудно понять любовь через Атланти ку, но самого поэта Россия, надо думать, поняла. А тогда на роль Сирано его не утверждали. Э.Рязанов писал: "Женя начал действовать по своим каналам". На этот раз - товарищу Суслову. Всё равно не помогло. Тов. Суслов уберег советское кино от образа Сирано-Евтушенко. Тогда поэт написал стихотворение, колорит которого определяли гневные вопли: труп!.. евнух питекантроп!.. труп!.. И оно было напечатано в "Литературной газете" с посвящением не Суслову, а Рязанову. Никогда он не был так близок к мысли об убийстве Рязанова
И всё-таки, и всё-такиБольно и горько смотреть на старого, измятого жизнью человека, которого знал весёлым, голосистым, лихим, а теперь он там, далеко, за морями, за долами что-то ещё лепечет и хорохорится Однажды мы встретились в мастерской Ильи Глазунова, когда тот жил ещё не в Калашном переулке около Дома журналиста у Арбатской площади, а где-то на окраине Москвы. С ним была Галя. Она весь вечер молчала. Обратно мы ехали вместе на их "Москвиче". О чем говорили? Кажется, как раз тогда он хвалил мои статьи о Николае Ушакове и Владимире Карпеко в газете "Литература и жизнь", а я тогда не сказал о нём еще ни единого слова упрека. На Смоленской площади, где тогда жил, я попрощался, вышел. Мела метель. "Метель мела во все концы, Во все пределы". Я поднял воротник. Мне надо было перейти на ту сторону. Они тронули дальше, и вскоре их машина исчезла за снежной пеленой. Он хочет приехать в Россию и проделать путь от Калининграда до Владивостока. Что ж, дай Бог. Помешать могут только годы
Битва за историю
Владимир Карпец
14 ноября 2013 1
Политика Культура Общество
"Русская фабула" опубликовала важную статью под названием "Конец антиутопии". Автор - Вадим Штепа, "идеолог русского рока" и "карельский регионалист",
Формально статья - в адрес Г.А.Зюганова, выступившего "с угрозой согражданам" о тюремном заключении за призывы к расчленению России: "Блогеры немедленно ответили демотиватором, где Зюганов сажает в клетку памятник Ленину - за то, что коммунистический вождь первым в свое время посмел "разделить единую и неделимую", предоставив независимость Финляндии".
Заметим: "антиутопия" - это не государственная политика, а особый литературный жанр (у Оруэлла, Замятина и т.д) "отрицательной футурологии". Но о чем говорит Штепа, понятно: "вместо реализации своей "земшарной" освободительной утопии большевики уже через несколько месяцев после захвата власти продемонстрировали классический случай предательства революционной партией своих собственных идеалов. На первый план вышла не сама революция, но борьба с ее "врагами". Это и знаменовало собой перерастание утопии в антиутопию". А вот это уже, в свою очередь, совершенно неверно. Большевистское, прежде всего антирусское, насилие во имя именно утопии (та же коллективизация) продолжалось примерно до середины 30-х, и только в 1937-38 гг. само насилие "меняет знак", после чего постепенно в своих крайних проявлениях уже начинает угасать, что было со статистикой в руках, доказано в книге В.В.Кожинова "Россия. Век ХХ-й" ( М., 2008). Это угасание насилия и стало знаком русификации и некоторой перемены советской власти. Но именно вот это последнее и называет Штепа "антиутопией", "вершиной" которой для него становится правление Л.И.Брежнева - в любом случае самый безкровный из всех советских периодов, практически вообще безкровный, если не считать афганской войны.
Чем безкровнее, тем хуже?
Национал-демократы-регионалисты позиционировали себя как чуть ли не "антикоммунистический и антисоветский фронт".
Однако все больше, cначала в их историко-культурных публикациях, сквозили симпатии, например, к Евтушенко и Вознесенскому с их "Казанским университетом" и "Лонжюмо". А ведь именно эти "пииты", если называть вещи своими именами - певцы геноцида ! Потом стало звучать, дескать, Ленин все же лучше Сталина И вот: "Фашизм уже давно стал медиа-образом "абсолютного зла"<> А вот коммунизм декларировал очень свободные и гуманные идеалы - но на деле приводил к их полной противоположности. И эта ложь, выдающая себя за истину, выглядит даже "более абсолютным" злом <...>
С этой точки зрения фашизм (с его антикоммунизмом, антисемитизмом, антилиберализмом и т.д.) был, конечно, реактивной силой. Но и большевизм, быстро перешедший от своих утопических декретов и деклараций к самоцельной "борьбе с врагами", так же, и даже масштабнее продемонстрировал свою реактивную природу. Когда от утопии отказались - осталась одна реакция, которая продолжается и поныне"
Наконец-то сказано всё. Кроме того, что реакция, увы, до сих пор не "одна"
Единственный, на наш взгляд, на сегодня русский философ А.Г. Дугин, у которого Штепа когда-то пытался учиться мыслить (увы), все это характеризует как "археомодерн", общество, в котором "керигма" ("провозглашение") "запущена против "структуры" - "иррефлексивной стороны", от мифологии до сновидений ("Социология воображения", М., 2010).
Археомодерн может возникать лишь в результате внешнего внедрения, жесткого или мягкого, и существует у нас уже много столетий, причем ему пытались сознательно или безсознательно сопротивлялись как Цари, так и "простая чадь" - чаще всего вопреки "элитам" и против них.
Археомодерн - это болезнь - констатирует Дугин. Но ведь это же и своего рода "перекрой" керигмы - от Ильина дня, в русском праздновании коего исчезает "побиение жрецов Вааловых" и остаются огонь и гром, до Дня Победы. Именно поэтому "утопистам" и "керигматам" - любым - так ненавистны и "народное православие", и "царебожие" ( какового на самом деле нет, есть просто любовь к Царю) , и Победа 1945 г.
"Национал-демократы" (включая "язычника" и "эллина" Штепу) на первый взгляд оказываются в числе наиболее ярых проводников многотысячелетней "авраамической" и "сократовской" утопии, включающей в себя идеологию "прогресса", "просвещения", "освобождения", "прав человека", "свободы, равенства и братства", во имя которой и громоздятся трупы гекатомбами.