Газета Завтра 880 (39 2010)
Шрифт:
Но в этой песне нет призыва, вроде "убивай, насилуй, клевещи, предавай", нет повелительного наклонения. Идёт диалог двух лирических героев — я ради тебя, нашей любви готов на всё. Постоянно цитируется строчка про "машины ментов", но сам текст совсем не про них.
Мы столкнулись случайно осенью
Как и сейчас, шёл дождь.
Демонстрации,
я всё это вижу,
А ты смотришь и никого не ждёшь.
Любовь как сигарета,
зажатая в дрожащих пальцах,
Любовь как протест.
И вот уже утром мы греем пальцы
о картонные стаканчики с кофе —
Вечером арест.
"ЗАВТРА". Когда "Барто" появилось — точнее, даже ворвалось на сцену, сразу возник вопрос: как вы себя самоидентифицируете? "Барто" — это музыкальный коллектив, арт-группировка или политический проект, который через доступную привлекательную музыку беспокоит общество?
А.О. Это точно не было политикой. Мы — не Шевчук, который воздействует на массы. Всё-таки нас слушает ограниченное количество людей. Скорее, это проект "на злобу дня".
М.Л. Мы поём о том, что нас волнует. Но мы — музыканты, а не политические или даже общественные деятели. Художественная составляющая для нас принципиальна. У нас есть ещё один проект — романтический, "Огни Святого Эльма", но такого, что "Огни" — это музыка, а "Барто" — чистая провокация — нет, качество подачи важно везде.
"ЗАВТРА". Обычно в аналогичных проектах тексты пишет барышня, а музыкальная часть — мужское дело. У вас же наоборот: тексты Алексея, а композиторская работа за Марией.
М.Л. А я тексты писать не умею, я играю на синтезаторе. Всегда хотела писать, но не получается, поэтому не лезу. Более того, Лёша бил меня по рукам, дабы я не вставила четвёртый аккорд в песню и не сбила строчку.
А.О. Наша любимая современная группа — "Ансамбль Христа-Спасителя и Мать Сыра-Земля". Но у них десять альбомов, а все песни так или иначе похожи друг на друга. Мы же пытались писать песни мелодичные, которые можно будет напеть, которые могут быть востребованы даже на танцах.
"ЗАВТРА". Касательно характеристики вашего направления мнения разные, но частенько используется определение — панки.
М.Л. Мы действительно во всех отношениях — панк, пусть и не играем живыми инструментами. Групп, которые поют, что вокруг всё плохо, всё надоело — хватает. Но их никто не слышит. Мы сделали программу, которая в форме дискотеки, в сатирической манере, выносит проблемы на широкую публику.
А.О. Во многом "Барто" — это была реакция на рубеж девяностых и нулевых, когда появилась куча групп, которые пели ни о чём. "Вечно-молодой, вечно пьяный". В каком-то смысле это был ответ на "Наше радио", на засилье однообразной, бессмысленной и беспощадной музыки, которой было очень много, и которая выдавалась за некую альтернативу. Дома у нас нет телевизора, всё это я лицезрел, когда приезжал к родителям. Проходит месяц, снова приезжаю и вижу, что групп, которые заполняли собой "ящик", уже нет; появились новые, при этом они ничем от прежних ни отличаются. И зачем это тиражирование нужно, совершенно непонятно. Настолько было грустно, что решили записать с улыбкой альбом. Когда записывали, сами смеялись, как дети.
Думаю, нас можно определить как арт-панк.
М.Л. А я вот не понимаю, что значит — арт-панк…
"ЗАВТРА". Долгое время фиксировался уход энергии из слова, бесполезность прямого высказывания. Но "Барто" активно работает со словом, да и прямое высказывание порой имеется.
А.О. В нашем случае, оказалось, что так надо, и это востребовано. Когда "Барто" начиналось, году в 2006-2007, скорее это было для себя и для друзей. Но реакция неожиданно оказалась массовой. Позвонил Троицкий, позвали на гастроли, первый немосковский концерт был сразу же в Минске. Оказалось, что это созвучно не только нам. Мы удивились.
М. Л. Мы ориентировались на то, что нас задевает и интересует. Но было приятно — записываешь голос, а звукорежиссёр сидит за пультом и хохочет.
"ЗАВТРА". Существуют ли границы вашего высказывания, есть ли, условно, табу?
А.О. Мы всегда исходили из позиции Эрика Картмана из мультфильма "Южный парк" — делаю, что хочу. "Барто" стало тем проектом, в котором мы делали, что хотели, пели, что хотели. Речь не шла о каких-то матерных эскападах, просто было ощущение свободы, возможность делать то, что нам нравится, смешно и интересно. Границ не было — пели о том, что нас волновало. Не как Лотреамон испытывали мир на прочность, просто сочиняли и радовались. Всё было очень естественно, рефлексий о том, что мы можем себе позволить или не позволить, не было. Проблемы, что есть некоторая грань, которую мы не перейдём, не существовало.
М.Л. Мы двигались по наитию — писали, то, что писалось. К тому же жизнь регулярно подкидывала сюжеты.
Идейно-эстетически на нас повлияло несколько явлений. Во-первых, Андрей Машнин и его "МашнинБэнд", который говорил о том, что нас волнует. Также альбом группы "Запрещённые барабанщики" — "По ночам". Это было гениально — "Москва—Махачкала", "Бородино-2000", "Случай в Макдональдсе". Одновременно реалистично, жизненно, остро, но и здорово переработано, подано. Настоящее искусство. А окончательно подтолкнул Михаил Краснодеревщик и группа "Красное дерево". По текстам он никак с нами не пересекается, это такой пацанский хип-хоп, но способом высказывания и мыслями он, несомненно, повлиял на наш способ выражения.