Газетчик
Шрифт:
– Ладно. А от меня-то чего надо?
– Во-первых, держи язык за зубами.
– По поводу?
– По поводу нас.
– Чего я, больная что ли? Естественно я держу.
– Ни одна живая душа не должна узнать о том, что мы встречались. Сейчас к школе будет большое внимание. Нужно быть очень осторожными.
– Да, то, что ты приперся в школу посреди урока – это очень осторожно.
– Я торопился тебя предупредить. Поэтому приходится рисковать. К тому же на самые очевидные вещи обычно люди обращают меньше
В это время в учительской Ольга Николаевна рассказывала завучу школы, седой и строгой женщине по фамилии Пергамент о том, что пришел человек из милиции, что он хотел поговорить с Аней Трубниковой, и что она дала ему ключ от спортзала. Пергамент выслушала рассказ Ольги Николаевны и, никак его не комментируя, вышла из учительской и направилась к спортзалу.
Пшеницын никак не мог осознать то, что ему говорила Аня.
– Давай вернемся к твоей подруге.
– Да что ты все «подруга» да «подруга». Я же тебе говорю, что мы вообще не общались.
– Кто-то из вас врет. Или ты или тетка Шарова.
– Ага. Или Нинка своей тетке врала про то, что мы с ней подруги.
– А ей-то зачем врать?
– А сам-то не понимаешь?
– Нет. Не понимаю.
– Если она говорила своей тетке, что уходила тусить со мной. А на самом деле она со мной не тусила, какой напрашивается вывод?
– Какой?
– Блин, Пшеницын, какой же ты тупой! Напрашивается вывод, что Нинка тусила с кем-то другим.
– С кем?
– Скорее всего с парнем каким-нибудь. Поэтому и не хотела, чтобы тетка знала.
– С парнем? – Пшеницын почесал затылок.
Пергамент подошла в двери спортзала и дернула дверную ручку. Заперто. Пергамент кулаком постучала в дверь.
– Немедленно откройте.
В двери повернулся ключ и дверь открылась. За дверью стоял Пшеницын и с удивлением смотрел на Пергамент. Она заглянула за его плечо и увидела, что Аня сидит на скамеечке, а ее портфель стоят рядом.
– Что вы здесь делаете?
– Веду опрос свидетеля. А вот что вы здесь делаете?
Пергамент вспыхнула. Что себе позволяет этот мальчишка!
– Вы не имеете права ее допрашивать!
– Еще как имею.
– Павлик… – голос Пергамент поднялся до визга. Но Пшеницын спокойно, и кажется, даже насмешливо смотрел на нее.
– Я вам не Павлик, а Павел Сергеевич. Или на худой конец, сержант Пшеницын. И я нахожусь при исполнении. Будете повышать на меня голос – привлеку к административной ответственности.
Пергамент молча открывала и закрывала рот.
– Можете быть свободны, – сказал Пшеницын.
Пергамент развернулась и молча вышла из спортзала.
– Мощно, – сказала Аня. Пшеницын пожал плечами.
– Ты чего, ее совсем не боишься?
– А что она мне может сделать? Я при исполнении.
– Вот
– Нет, – сказал Пшеницын, – мы же договорились. Пока с этими делами завязываем.
– Что и в баню ко мне больше не придешь?
– Посмотрим. Может и приду. Как вести себя будешь.
– Я плохая девчонка, товарищ милиционер, я плохо себя вела, отшлепайте меня.
– Ладно, хватит уже. Ты можешь узнать, с кем встречалась Шарова?
– А чего узнавать, я и так знаю. С Лешкой Зуевым из десятого «б».
– Ты уверена?
– Конечно, уверена. Она с ним английским занималась, готовила его к экзаменам. Только они там не английским занимались.
– Ты это точно знаешь?
– Куда уж точнее.
– Она тебе сама об этом говорила? Или это просто сплетня?
– Пшеницын, вот ты представитель власти, а сердце женщины не понимаешь. Мы такие вещи сердцем чувствуем. Конечно, они трахались. Это всегда видно со стороны.
На краю сознания Пшеницына зародилась какая-то тревожная мысль. Он старался ее удержать.
– Подожди-ка. А что касается нас с тобой. Это тоже видно со стороны?
Аня задумалась.
– Я думаю, видно.
– То есть ты думаешь, что Пергамент про нас все поняла?
– Может быть и поняла.
– Фак.
– Она ничего не докажет.
– А ей и не надо ничего доказывать.
– Ладно, все, расходимся. Это была глупая идея – прийти сюда.
– А я тебе что говорила?
Пшеницын махнул рукой и вышел из спортзала.
Он вошел в учительскую и положил ключ перед Ольгой Николаевной. Пергамент сидела за столом у окна, погрузившись в какие-то бумаги. Но было видно, что ни черта она в этих бумагах сейчас не видит. У нее были красные уши, и вся она кипела. Нужно было срочно залить этот пожар, пока не рвануло.
Пшеницын наклонился к Ольге Николаевне и негромко сказал:
– Дайте нам пару минут.
И показал глазами в сторону Пергамент. Ольга Николаевна кивнула и тихонько выскользнула из кабинета. Пшеницын подошел к Пергамент, взял стул, с грохотом пододвинул его к столу и сел напротив Пергамент. Она вздрогнула, но не подняла на него глаза.
– Людмила Ивановна, я прошу прощения за то, что я сегодня…
– Не нужно этого, – оборвала его Пергамент, – вы делаете свою работу, я – свою.
– Вот об этом я и хотел поговорить.
Пергамент наконец посмотрела на него.
– Говорю сейчас неофициально, – начал он и замолчал. Пауза длилась.
– Слушаю, – сказала Пергамент.
– Еще раз подчеркиваю, – говорю совершенно неофициально. Более того, если вы кому-то передадите мои слова, я скажу, что этого разговора никогда не было.