Газетчик
Шрифт:
Перед ним стоял на коленях другой мужчина. Он был лохмат, усат и одет в тельняшку с длинными рукавами. Он обнимал себя за плечи и раскачивался из стороны в сторону. Мужчину в тельняшке Пшеницын знал. Это был Валера Шаврин, бездельник, вор и пропойца. Пшеницын подошел к нему ближе. Шафрин поднял глаза на Пшеницына и тихонько зашипел.
– Тихо, тихо, – успокоил его Пшеницын, – сиди где сидишь.
Он медленно обошел Шаврина слева и через открытую дверь вышел в спальню. В спальне из мебели была только широкая двухспальная кровать, стоявшая у стены. Постельного белья
Пшеницын подошел к ней ближе и, протянув руку вперед, потрогал ее грудь. Грудь была твердая и холодная.
– Понятно, – сказал Пшеницын и повернулся к двери. В дверях стоял Шаврин и улыбался.
– Я тебе сказал где сидеть? – спросил Пшеницын, – вернулся на место, живо.
– Я за Любку любого порву, – сказал Шаврин.
Пшеницын взялся за край занавески, выдернул ее из-под лежащей женщины и накрыл ее сверху. Это было не по инструкции, но Пшеницыну сейчас было наплевать на инструкции.
– Ты кто, – сказал Шаврин. Пшеницын подошел к нему и толкнул его в плечо.
– Пошел, давай, – сказал он.
– Сам пошел! – заорал Шаврин и взмахнул рукой. Пшеницын увидел в его руке большой кухонный нож. Он легко перехватил руку с ножом, пару раз стукнул ее о дверной косяк, пальцы Шаврина разжались, нож упал и воткнулся прямо в босую ногу Шаврина. Шаврин заорал, оттолкнул Пшеницына и кинулся к окну.
– Стоять! – крикнул Пшеницын, но Шаврин с разбега нырнул в окно. Стекло с грохотом разлетелось и Шаврин застрял в окне. Его передняя часть туловища оказалась на улице, а ноги остались в комнате.
– Замечательно, – сказал Пшеницын, – просто замечательно.
Пшеницын отвез истекающего кровью Шаврина в районную больницу, а сам поехал в райотдел. Райотдел размещался в большом трехэтажном кирпичном здании на берегу реки. Рядом стоял небольшой деревянный домик – здесь размещался райотдел до восемьдесят шестого года. Говорят, что это было первое здание, построенное в Шиченге в 1936-м году, когда район отделили от Архангельской области и сделали самостоятельной административной единицей. Здание это было примечательно тем, что в конце семидесятых из него сбежали трое заключенных, отбывавших 15 суток. Они ухитрились прорыть тоннель до реки. Конечно, их сразу поймали и добавили всем по два года за побег. И после этого решили построить новое здание, со стальными решетками на окнах и бетонными полами. Отсюда так просто не сбежишь.
– Тебя Соловьев искал, – сказал Пшеницыну дежурный на входе.
– Он еще у себя?
– Вроде да.
Пшеницын поднялся на второй этаж и, пройдя через пустую приемную, вошел в кабинет начальника райотдела Геннадия Сергеевича Соловьева.
– Разрешите?
Соловьев сидел за столом и читал какое-то письмо. Когда вошел Пшеницын, он бросил на него короткий взгляд, неопределенно махнул ему рукой и вернулся к письму.
Пшеницын встал у двери.
– Присядь, не маячь – сказал Соловьев. Пшеницын сел на стул у окна.
Полковник Соловьев был седой, как лунь, хотя ему было совсем немного за пятьдесят. На первый взгляд это был очень спокойный, тихий и осторожный человек. Но это впечатление было обманчивым. Пшеницын знал, что полковник умеет быть разным, и бывают у него настроения, в которые лучше держаться от него подальше. Сейчас было именно такое настроение.
Соловьев дочитал бумагу и отложил ее в сторону.
– Что там на Подгорной случилось? – спросил он, не глядя на Пшеницына. Он смотрел прямо перед собой, погруженный в свои мысли.
– Значит, что там случилось. Докладываю, – начал Пшеницын, – Валерий Шаврин, неработающий, тридцать шесть лет, вместе со своей женой Любовью, возраст тридцать два года, продавщицей ОРСовского магазина, и неустановленным мужчиной примерно сорока лет выпивали на квартире Шавриных по адресу улица Подгорная, дом шесть. Дальше произошло, вероятно, следующее. Шаврин выпил лишнего и заснул. После чего гость поимел его жену. То ли в процессе, то ли после этого Любовь Шаврина скончалась.
– Причина смерти?
– Нужно ждать вскрытия. Видимых повреждений тела нет. Предварительно – алкогольная интоксикация. Затем Шаврин проснулся и нанес гостю один или несколько ударов тяжелым предметом, предположительно, стулом. В результате гость скончался.
– Это тебе Шаврин рассказал?
– Он пока не очень может говорить.
– А что такое? Что он, пьяный, что ли?
– И это тоже.
– Что это значит? Где он сейчас? В допросной?
Пшеницын вздохнул.
– В больнице.
– Что случилось? Ты что?.. Ты его?..
– Нет, что вы! Я его пальцем не тронул! – Пшеницын решил не упоминать про нож, – Шаврин пытался удрать с места происшествия через окно. Ну и… неудачно там все получилось. Порезался слегонца.
Соловьев пожевал губами и передвинул через стол письмо, которое только что читал.
– Прочти.
Пшеницын встал, подошел к столу, наклонился, нависая над столом и, не прикасаясь к листу, прочитал то, что на нем написано. Это было не письмо, а заявление.
– Прочитал? – спросил Соловьев.
– Так точно.
– Что думаешь?
Пшеницын пожал плечами.
– Сложно сказать. Трасса рядом. Если с трассы кто, тогда искать бесполезно.
– Займись.
– А как же Шаврин?
Соловьев поморщился.
– Что Шаврин? Скажи Кустову, пусть съездит в больницу и заберет его.
– А раскрытие кому? – в голосе Пшеницына зазвучали обиженные нотки, но он ничего не мог с собой поделать.
– Тебе, тебе раскрытие, – усмехнулся Соловьев, – давай, не тормози, займись девчонкой. В таких делах обычно первые несколько часов – решающие.