Газлайтер. Том 26
Шрифт:
Трубецкой, слегка осоловевший, поморщился и лениво поднял глаза, припухшие от затянувшегося застолья.
— Какая еще Гереса?.. А почему не сам Филинов? Что за неуважение?.. — закинул он огурец в рот. — Мы тут, понимаешь ли, уже который день здесь торчим, ждём его, собираемся воевать за него в Антарктиде, а он даже не соизволил объявиться! Хорош хозяин!
Мстиславский передёрнул плечами и переглянулся с Трубецким. Лицо его было похмельно-серым.
— А эта Гереса… Разве она не содержательница борделя? — он смерил адъютанта
— У нее ранг Мастера, Ваши Сиятельства, — на всякий случай предупредил адъютант.
— Да без разницы, — отмахнулись бояре.
Дверь отворилась, и в комнату вошла богатырша в строгом дресс-коде. Тёмно-синие узкие брюки, белая рубашка, короткий жакет с гербом рода Вещих-Филиновых на лацкане.
Она слегка поклонилась, в голосе прозвучала вежливая формальность:
— Ваши Сиятельства, милорд сейчас в отъезде, — спокойно сказала она. — У него множество владений, каждое требует внимания. Он доверил мне передать вам всю необходимую информацию.
Трубецкой криво усмехнулся:
— А вы, случаем, не та самая хозяйка борделя, в который захаживали наши бойцы?
— Вряд ли, Ваше Сиятельство. Ваших гвардейцев я в свое заведение даже за порог не пустила, слишком они были пьяные, а это против моих правил, — как ни в чем не бывало ответила Гереса, и Трубецкий поморщился. — И сейчас я здесь как вассал рода Вещих-Филиновых. И как офицер, назначенный следить за порядком в зоне сбора союзных сил. Поэтому обязана вас предупредить: этой ночью пятеро ваших людей устроили драку в городском баре. Были также пьяны, вели себя агрессивно, напали на мирных горожан и угрожали оружием. Сейчас дебоширы задержаны и помещены под стражу.
Мстиславский резко выпрямился:
— Да о них мы, между прочим, и хотели поговорить с самим Филиновым. Это — наши люди. Отпустите их. Немедленно.
— Я уже связалась с милордом, — с тем же хладнокровием ответила Гереса. — Он велел держать зачинщиков под арестом до окончания арктической кампании. В назидание остальным вашим людям, чтобы не забывали, в чьей юрисдикции находятся.
Трубецкой тяжело выдохнул и стукнул пустым бокалом по столу.
— Это невообразимо! Мы, выходит, пришли воевать за Филинова, а он, вместо благодарности, сажает наших людей?!
— Ваше Сиятельство, я непременно передам вашу жалобу лорду Даниле, — спокойно отвечает Гереса, не шелохнувшись. — Обсудить этот вопрос вы сможете лично после его возвращения. До тех пор задержанные останутся под стражей. — Она добавляет чуть тише, но отчётливо: — Кстати, Ваши Сиятельства, городская тюрьма в настоящий момент в основном пустует. И вполне готова принять ещё желающих.
Трубецкой резко кричит:
— Это вы на что намекаете?
— Ни на что, — спокойно отвечает Гереса. — Просто делюсь фактом. К вашему сведению.
Она слегка склоняет голову — вежливо, но без тени подчинения.
—
— Идите, — хмуро бросает Мстиславский, не глядя на неё.
— Да уже пожалуйста идите, — бурчит Трубецкой, вонзив взгляд ей в спину, когда богатырша уверенным шагом покидает комнату.
Как только за ней закрывается дверь, бояре переглядываются. Взгляд Трубецкого пылает яростью.
— Нет, ты видел, Боря, какова нахалка! Надо бы её прикончить, — шипит он. — Пусть она и Мастер, как сказал сканер, но такое обращение?! От бывшей простолюдинки, иномирянки к тому же! Я это так не оставлю. Подам жалобу в Дворянский совет. Пусть знают, как нас тут встречают.
Мстиславский качает головой, возразив:
— Это вряд ли. Обрати внимание, Руслан, что формально она обращалась к нам уважительно. Вежливо, по этикету.
— Но по содержанию она нас с грязью смешала! — возразил Трубецкой.
— И сделала это так, что не за что и зацепиться. Грамотно. Очень грамотно. Филинов знал, кого прислать.
— Чертов малолетний графенок! Мало ему, что тащит нас на Южный полюс, так еще и присылает наглых баб! Вздрогнем, Боря, — сменил тебу боярин.
— Да, давай.
И бояре чокаются.
Пришлось включиться в разговор в «Неве». Через кольцо проконтролировал разговор Гересы с Трубецким и Мстиславским — не навязчиво, так лёгким касанием. В один момент попросил у нее контроль над телом, ещё до того, как она, заведясь, могла бы бросить что-нибудь лишнее. А уже Гереса могла — от души. Богатырша у нас решительная, горячая. Потом бы, глядишь, полетели жалобы: то ко мне, то прямиком в Дворянский совет с красивыми формулировками типа «оскорбление сановника» или чего похлеще.
Нет уж, обойдёмся без скандалов. Вежливо унизить боярина — это искусство. И Гереса справилась дальше уже сама.
— Спасибо, милорд, — мысленно поблагодарила меня богатырша. — Теперь я поняла как с этими индюками общаться.
— На здоровье, леди.
А, вернувшись в свое тело, я бросаю уже вслух:
— Трогаемся.
Мигом собираемся. Альвы рассаживаются по машинам, носороги, которых я уже загнал в мягкий ментальный режим подчинения, неторопливо топают следом, гремя копытами. За ними — тяжёлые, скрипящие телеги с добычей.
Со снежными великанами мы уже распрощались. Курган так и не пришёл в себя — видимо, я его всё-таки немного передозировал. Остальные йети без лишних разговоров утащили его на своих двоих. Я, в знак доброй воли, отдал им пару гружёных повозок. Пусть уйдут с ощущением, что их не совсем унизили.
Колонна катит вперёд, через деревни. По обочинам уже толпятся крестьяне — в основном старики и дети. Глаза у них — как у сов. Глядят на носорогов, грохочущие повозки, полные добычи.
Каждое колесо у повозки — мне по грудь. Рога у зверей — с человеческий рост. Красота, одним словом.