Газлайтер. Том 27
Шрифт:
Он бросил ему мешок — звон монет был глухим, тяжёлым. Многорукий сгреб его с жадным блеском в глазах и мгновенно исчез в зарослях, провожаемый гвардейцем.
Гюрза помедлила, затем произнесла с сомнением:— Ананасы Бессмертия?
— Только что придумал, — пожимает плечами Ламар. — Эти многорукие ничтожества точно поведутся.
— А если у этих дикарей ничего не выйдет?
Ламар усмехнулся:— Конечно, не выйдет. Но нам это и не нужно. Пока Филинов и тролли будут разбираться с нападением Многоруких, мои люди подожгут Сад. Пусть потом этот человечишка
Гагер, молчавший всё это время, только вздохнул:— Хорошо бы вышло.
Этот ничтожный человек унизил его на глазах у невесты. Притом Данила ещё заполучил Всплеск Тьмы. Эти артефакты Гагер делал собственноручно, тратил на них свои силы, потому он был очень зол. И хорошо бы мальчишке наконец умереть, а иначе его ждёт намного более жестокая участь.
Мы с Лакомкой идём вдоль деревьев Молодильного сада. Жена шагает медленно, с сосредоточенным лицом. Касается стволов, скользит пальцами по листьям, иногда замирает — словно что-то слушает кожей. Я решил прогуляться вместе с ней, чтобы помочь в постановке диагноза.
Наконец она останавливается, выдыхает и говорит удручённо:— Всё очень сложно. Но я не подведу тебя, мелиндо.
Я хмурюсь.— А в чём, собственно, дело?
Она качает головой, встряхивая длинные золотые волосы. Глаза блестят, но далеко не от радости:— Такое ощущение, что у Сада будто выдернули магический стержень. Всё тут — как осевшее здание. Он жив, но как будто потерял то, что соединяло его части в одно целое.
Окидываю взглядом деревья.— А может, у Сада и правда был единый магический источник? А потом — исчез?
Лакомка широко распахивает глаза. Даже зрачки стали больше:— Мелиндо, ты гений! Я не подумала, но ведь действительно… Сад ощущается как организм. Значит, у него мог быть источник, питающий всё. А теперь его нет. И поэтому Сад — больше не растёт.
Мда, проблема выяснена. Теперь надо придумать как раздобыть этот непонятный источник.
В этот момент у меня в голове всплывает хриплый голос Деда Дасара:— Мы занялись уже подготовкой к ловле лошадок. Щеф, ты можешь помочь? Эти тролли ни хрена не слушаются. Даже не знаю, что с ними делать.
Я только вздыхаю. Ну конечно. Кто ещё должен уговаривать троллей, как не телепат? Да только я их тоже ни хрена не понимаю.
Оставив Лакомку в глубине Сада, направляюсь к восточной опушке.
Там кипит работа. На десятки километров в траве раскиданы огромные каменные плиты. Тавры их накастовали каменной магией. План — построить из них временные препятствия: преграды, которые заставят табун спринтов застопорить движение.
По сигналу Дасара — который подастся через свисток — тролли должны поднимать плиты и ставить вертикально. На деле всё это превратилось в вялый бардак. Один тролль кидает плиту взад-вперёд, другой ставит её под углом, третий берёт плиту и хлопает четвёртого по башке, и тот кайфует, качаясь от ударов и пуская слюни. Один даже зачем-то обнял плиту и не хочет отпускать, привязался, видно.
Я прохожу мимо кучки троллей
Он смотрит на меня непонимающе, почесывая лоб.— Бумба?
— Бумба! — швыряю ему в башку каменный валун.
Он падает на задницу от удара, хлопает глазами — без боли, просто удивленно, — потом встаёт, хватает плиту и — о чудо — делает всё правильно. Надо было всего лишь по черепушке дать один раз. Тролли ведь так и учатся новому с самого детства. Не долбанешь — ничего не уяснят.
— Вот и всё, — удовлетворённо замечаю.
Теперь можно не волноваться за остальных троллей — уж Бумба своим всё сам объяснит, у него рука тяжёлая, а сам на опыте.
Оборачиваюсь на подошедших Красивую и Настю.— Даня, звал? — спрашивает Настя, майку она переодела на зелёную, типа камуфляжную. Правда, это никак не поможет ей в облике рыжей волчицы, но да ладно.
— Да, на вас — главная задача по ловле Белогривого. Сосредоточьтесь на нём. Остальных лошадей — как получится. Если полезем на весь табун сразу, останемся ни с чем. Потому в приоритете вожак.
— Мы не подведём, Даня, — говорит жена твёрдо.
— Р-ра, — раскрывает пасть Красивая, но это она скорее просто зевает. Впрочем, тигрице я доверяю без всяких слов.
Ближе к вечеру появляются и спринты. Десятки разноцветных красивых лошадей: гривы колышутся, бока блестят, копыта мерцают, будто отполированные. Табун неспешно выходит к опушке, как будто к пикнику, начинают щипать кусты.
Дасар, вложив два пальца в рот, свистит.
По всей равнине — из травы вдруг встают каменные плиты, одна за другой, с большими промежутками между ними. Тролли пыхтят, кряхтят, но поднимают плиты быстро, выставляя вертикально.
Я наблюдаю с опушки. Большинство лошадей равнодушно щипают листву. Да только мой любимый Белогривый вдруг замирает и оглядывается назад на троллей, что поднимают плиты. Блин, умный конь! Сразу заволновался, почему тролли на них не кидаются, как обычно.
А потом Белогривый смотрит прямо на меня. Я отвожу лицо в сторону, да только умного жеребца не проведёшь.
Резко он ржёт, как тревожный колокол.
Табун мигом слушается своего вожака и бросает кусты. Спринты срываются с места в галоп, начинают телепортироваться — рывками по триста метров на восток.:— Начинаем! — бросаю в мыслеречь.
Через Ломтика швыряю артефакт Всплеска Тьмы — точно в центр табуна.
Вжух — и поле накрывает чёрное облако, густое, как дёготь. Видимость — почти ноль. Испуганно заржав, спринты телепортируются вслепую, врезаются в поднятые каменные плиты, валятся в кучу, брыкаются.— Я поняла! — вдруг по мыслеречи делится Настя. — Поняла, почему плиты подняли только когда спринты пересекли равнину и оказались у Сада! Лошади не видели их, пока те лежали в траве.
— Верно. Лежавшие плиты не создают вибраций, к которым чувствительны спринты, — киваю. — Они не понимали, что заходят в ловушку.