Где-то между чёрным и белым

Хикман Шелли

— Да скажи уже, что случилось.

Эви подняла взгляд, и выражение страдания на лице сестры поразило Софи, как если бы ей в грудь зарядили кувалдой.

— Он переспал с другой.

— Что? Ты уверена?

Эви кивнула и рукой вытерла нос.

— Он сам признался.

— Нет, он не мог! — Лжец! Я почти поверила ему! — С кем? С Тарой?

Она покачала головой.

— И я так подумала, но он встретил кого-то на своей выставке.

— Я думала, ты пошла с ним.

— Пошла. Но не осталась. Ты же знаешь,

какими продолжительными могут быть выставки, а я так вымоталась.

От вида Эви в подобном состоянии у Софи просыпалась такая ненависть к Кристиану, о которой она и не подозревала. В мыслях всплыла реплика из фильма Мэдлин Кан, та, над которой Софи в прошлом смеялась. «Языки пламени… на моем лице… обжигающие… разгорающиеся…»³. Она часто вспоминала ее, когда ученики доводили или когда ей было грустно — эта реплика вызывала у нее улыбку. Сейчас Софи было не до смеха. Слова Кристиана о чувствах к Эви оказались грязной ложью.

Софи поднялась с края кровати, обошла ее, чтобы лечь рядом с Эви, на месте Кристиана, и взяла сестру за руку.

— Что будешь делать?

— Не знаю, — прошептала Эви.

«Не знаешь?! — завопила Софи про себя. — Выход очевиден! Это должно быть последней каплей!».

— Софи, спасибо, что спросила, что я буду делать, а не настаиваешь, чтобы я бросила его.

Эви прочитала ее мысли?

— Милая, у меня нет слов. Когда он признался? Сегодня вечером?

Эви потянулась за бокалом вина и на мгновение застыла, когда поняла, что того больше нет на месте.

— Нет. Он сказал мне тогда же, когда это случилось.

— Почему ты не рассказала мне?

— Не хотела, чтобы ты знала во время рождественского ужина. Кристиан не хотел приходить, а я не хотела весь вечер выслушивать вопросы о том, почему он не явился. Так было проще.

— Что он сказал?

Эви снова поморщилась, и фонтан слез возобновился. Она со стола схватила коробку с бумажными платками, но та уже была пуста. Софи достала другую из-под раковины в ванной и передала сестре.

— Сказал, что совершил огромную ошибку. Что сильно напился.

Софи изо всех сил старалась не закатить глаза и вместо этого закрыла их на несколько секунд. Удовлетворенная способностью держать свои эмоции при себе, она молчала, когда Эви продолжила.

— Он набрался еще до того, как я ушла, жутко вымотался на выставке, а ты знаешь, что он не пьет. В общем, он признался, что там была девица лет двадцати, и она без конца восторгалась его работами.

Языки пламени теперь лизали щеки Софи. Да сколько Кристиану лет? Ему еще рано испытывать всем известный кризис среднего возраста, а даже если бы и не было рано, это не оправдание. Ему всего тридцать пять, а вся эта история — сплошное клише.

— Я же восторгаюсь его работами, разве нет? — спросила Эви.

— Это не имеет никакого значения! Не смей винить себя. Он взрослый мужчина!

— Я знаю, знаю. —

Эви улеглась на спину. — Просто… Он пытался убедить меня уйти, потому что считал, что делает меня несчастной. Софи, не думаю, что он знает, насколько сильно я его люблю. Даже сейчас, после всего, что он сделал, мне тошно от мысли о жизни без него.

— Еще бы. Ты же с ним со старшей школы.

— Не из-за этого! Не только поэтому. — Мнение сестры разозлило Эви. — Я не такая, как ты, Софи. Я не практичная. Глубоко внутри я безнадежный романтик, и, хоть у нас и сложные отношения, у меня ощущение, будто мы созданы друг для друга.

— Ладно, я просто хочу, чтобы ты обдумала кое-что, и тогда я не заикнусь на эту тему. — Она нежно сжала ногу Эви. — Если он подстрекал тебя уйти от него, и я понимаю, как это больно, милая, но… Может, он пытался вынудить тебя сделать то, чего сам хочет, но на что у него не хватает смелости?

— Конечно, я думала об этом. Само собой. Вот только он думал, что это конец. Что его поступок означает разрыв. Он не может забрать свои слова обратно, уже слишком поздно, но он понял, что не хочет, чтобы я ставила точку.

Что, если он проверяет, сколько ты можешь вынести?

— Я не знаю, что делать. — Эви в агонии прижала предплечье к глазам.

Маленькая фотография, лежавшая на столике со стороны Кристиана, привлекла внимание Софи, и девушка взяла ее.

— Что это? — На самом деле она знала, что это. Фото Эви, сделанное в старших классах. Ей было интересно, откуда оно здесь.

Эви избегала смотреть на сестру и вздохнула.

— Ничего. Ты подумаешь, что это глупо.

С фотографии на нее смотрело ясное юное лицо Эви, украшенное широченной искренней улыбкой. Софи перевернула снимок. «Следующему Микеланджело, ты возьмешь этот мир штурмом. Твой друг, Эвелин.»

Прочитав пожелание, Софи ощутила мучительную печаль.

— Кристиан сказал, что хранил его в кошельке все эти годы. Как напоминание о моей вере в него.

Перед глазами Софи возник портрет Эвелин, нарисованный Кристианом, потрясающее произведение искусства, созданное им по памяти. Он должен любить ее. Должен. Но, господь всемогущий. Он был таким кретином!

— Мне жаль… — произнесла Софи. — Прости, что не могу просто выслушать, не раздавая указаний. Я пытаюсь.

— Все нормально, — заговорила в нос Эви. — Я понимаю. Если бы я была на твоем месте, то, уверена, поступала бы так же.

Она кончиками пальцев надавила на веки, после чего ладонями провела по лицу. Ее лицо было похоже на яблоко сорта «Гала»: с красными полосками поверх золотистой кожи, искажающими ее обычно наполненные жизнью черты.

— Ты останешься на ночь?

— Конечно, останусь. Я даже приехала в пижаме. Тебе принести чего-нибудь? — Софи расправила красно-белый клетчатый плед и накрыла им Эви, после чего села рядом, скрестив ноги.