Гекатомба
Шрифт:
– А если он ее первым вычислит?
– не сдавался Осенев.
– Ты уверена, что у него в ментовке своих людей нет? И кто решил, что он - одиночка? А если это тщательно спланированная акция? Звонарь - друг детства с пеленок!
– и тот меня предал. Голову даю на отсечение, знал он, что Аглаю заберут у меня.
– Димыч, думай, что говоришь! С твоими рассуждениями недалеко до паранойи докатится. Надеюсь, ты не думаешь, что "маняк" среди нас?
Ответить Осенев не успел, дверь в кабинет открылась и заглянул Павлов.
– Не помешал?
– спросил он,
– Заваливай, третьим будешь, - привстав, Дмитрий пожал протянутую руку.
Юрий, присев на свободный стул, кивнул на батарею бутылок:
– Тысячу лет первому упоминанию о венике на Руси отмечали. Восемьсот лет русскому граненному стакану - тоже, как и триста лет побегу Жилина и Костылина. Что на этот раз? Взятие Рима чукчами?
– А это идея, - улыбнулся Осенев.
– Альбина здесь, Машуня?
– Забыл?
– искренне удивилась она.
– С мужем сегодня изволят отбыть в Иерусалим.
– Да-а, - протянул Дмитрий с сожалением, - не повезло евреям. Мало им Ясира Арафата, еще и Альбина на их голову.
– Себя пожалей. Тебе велено передать, чтобы к возвращению материал по "маняку" лежал у нее на столе.
– Хорошо не сам "маняк", - буркнул Осенев.
– А самого слабо?
– поддел его Павлов.
– Ох, май дарлинг, - сочувственно глянул на него Осенев, - я, по выражению Машуни, уже не мусороуборочная машина, а простой влюбленный мужик. Укатали сивку...
– Может, мне передашь?
– На бифштекс с кровью потянуло?
– усмехнулся Дмитрий.
– Там, Юра, такая скотобойня, что нормальному человеку лучше за версту обойти.
– В каком смысле - "скотобойня"?
– В прямом. Сдается мне, "маняк" на мясокомбинате работал когда-то.
– И что?
– Что... Комбинат обанкротился, человека в утиль списали. Он, бедолага, помыкался, помыкался и решил властям вексель предъявить за "бесцельно прожитые годы". Счет пошел, как говорится, по головам.
– Откуда у тебя информация?
– Волка ноги кормят - изрек Осенев.
– Да черт с ним, с "маняком". Что ты там по поводу Рима и чукчей говорил? Зови остальных.
– Юрий поднялся. Подожди, - остановил его Осенев, глядя на Машу: - как насчет того, чтобы все прошло в здоровой и культурной атмосфэре?
– Димка, ты змей!
– возмутилась она.- А газета?
– Господи, да у нас еще две ночи впереди.
– Осенев, окстись! Сколько номеров по пьянке вышло. От газеты за версту водкой несет.
– И хорошо!
– бодро отреагировал Дмитрий.
– И обрати внимание, возврат - минимальный. А почему? Народу на опохмелку тратиться не надо. Он, как начитается между наших косых строк, - все, готов! Голова - туман, ноги ватные, слегка тошнит и общая расслабуха. А денежки, заметь, целые. Вообщем так, Мария, как старший по чину и по возрасту, приказываю: региональный семинар на тему: "Роль отечественной водки в совершенствовании методов работы СМИ" перенести в более подходящее для этого помещение. Юра, зови ребят. По машинам и едем ко мне домой.
Пока коллеги с интересом исследовали новое пристанище Осенева, Маша на пару
– Димка, сядь!
Он отложил нож и буквально рухнул на мягкий уголок.
– Не могу, - выдавил хрипло.
– Вижу, не слепая. Я понимаю, тебе муторно оставаться одному, так ехал бы на квартиру или к матери. Какого черта ты приволок сюда наш "тимуровский отряд"? И что, в принципе, такого страшного произошло? Что-о?!! Да пойми: что она ра-бо-та-ет! Ее ох-ра-ня-ют!
– Тех тоже охраняли.
– Тьфу ты!
– не сдержалась она.
– Да кто их охранял? Сам говорил, если и с ментами накладка выйдет, Мавр и Кассандра ее обязательно защитят. Давай, Димыч, выпьем по маленькой, а?
Он кивнул, соглашаясь. Маша, неумело скрутив пробку на бутылке с "Пшеничной", плеснула в две чайные чашки.
– Ты ведь не пьешь водку, - Осенев с удивлением заметил, что чашки наполнены почти наполовину.
– Один раз в год и баллистическая ракета летает. За твою Аглаю!
– она лихо опрокинула чашку и выпила до дна крупными глотками. И тотчас начала судорожно хватать ртом воздух.
– Осенев, закусь дай!
– загробным, хриплым басом выдавила Машуня, покрываясь красными пятнами.
Держа свою порцию невыпитой в руке, другой Осенев принялся лихорадочно запихивать ей в рот ветки укропа и петрушки. Машка скривилась и с отвращением выплюнула зелень в мусорное ведро.
– Димыч, блин, ты шо, не русский?!!
– тем же хриплым басом рявкнула она.
– Я тебе не лошадь Прживальского. Шо ты мне траву суешь? Огурец соленый дай! Ты еще за жену не выпил?!!
Димка машинально выполнил ее команду, почти не почувствовав обжигающе-горячую жидкость. Михайлова протянула ему наколотый на вилку огурец.
– У-ух!
– перевела она дух и неожиданно засмеялась: - Ты посмотри, как мы в свою тару вцепились, не оторвешь. Красивые чашки, - она в упор взглянула на Дмитрия.
– Загадывай желание. Не жалко будет грохнуть за Аглаю?
Он на миг закрыл глаза и тут же их открыл. В них горел неиссякаемый азарт.
– Все, загадал. Бьем?
Они разом размахнулись и... разбилась лишь одна чашка. Та, что была в руках Осенева непостижимым образом отскочила от пола и плюхнулась в миску с водой, из которой обычно пил Мавр. Маша завороженно смотрела, как Димка медленно достает чашку из миски, старательно стряхивает с нее капли воды и осторожно ставит на подоконник распахнутого настежь окна.
– Ты разбила мою. Из этой всегда пила Аглая, - бесцветным голосом проговорил он.
Она увидела в его глазах знакомый ей бездонный провал - нечеловеческую тоску. А в комнатах дома играла музыка, слышался веселый смех и обрывки разговоров редакционных коллег. Чтобы исключить ненужные разговоры, Дмитрий сказал им, что Аглая на время уехала, не объясняя причин, о которых, впрочем, никто из чувства деликатности и не стал допытываться. Правду знала одна Михайлова. Теперь они стояли друг против друга и не знали, что делать, что говорить и как себя вести.