Гекатомба
Шрифт:
– Этот бандитский рупор давно пора закрыть, - донесся до него злой голос Корина.
– Интересно, что их могло связывать: "Голос Приморска" и этого ножеметателя?
"Опачки!
– с удовлетворением констатировал Кривцов.
– Главное правильно поставить вопрос, а ответ уже иногда просто не имеет смысла."
– По оперативным данным, - подкинул информацию Кривцов, подозреваемый является другом семьи Осеневых.
– Другом семьи?
– усмехнулся Корин.
– Не передергивайте, Олег Петрович, - осадил его жестко Александр Иванович, не понимая, почему Романенко, явно старший в их дуэте, позволяет Корину вести себя столь развязано и пошло.
– Жена Цезаря вне подозрений, - не отреагировав на замечание Кривцова, продолжал усмехаться Корин.
–
– Возможно, - ответил тот нейтрально и нетерпеливо посмотрел на часы: - Что-то Жарков задерживается.
– И погода портится, - ни к месту обронил Корин, указав рукой на надвигающиеся фиолетово-черные тучи.
Из глубины леса внезапно ощутимо потянуло холодным и сырым воздухом.
– Да где же они, черт возьми?!
– с досадой выругался Кривцов, мысленно кляня на чем свет стоит и подчиненного, и Аглаю.
Его нервозные размышления прервал протяжный собачий вой.
– Что это?
– взволнованно произнес Романенко, резко разворачиваясь в сторону пришедшего звука и вопросительно оглядывая коллег.
Мгновение спустя, они, не сговариваясь, бросились в густой подлесок. Им удалось сделать лишь несколько шагов. Невесть откуда взявшийся шквал ураганного ветра играючи пригнул к земле три маленькие человеческие фигурки. Вой повторился. По силе воздействия на психику, он мало чем отличался от молниеносно набирающей силу природной стихии.
– Матерь Божия!
– испуганно выкрикнул Корин.
– Что же это делается!
Ему удалось обхватить руками ствол ближайшей сосны и тотчас он почувствовал внутри нарастающий, не поддающийся осмыслению, жуткий страх. Корин в смятении оглянулся на своих спутников: на лицах последних отражались те же эмоции.
– Что будем делать?!
– прокричал он, срывая голос, пытаясь пересилить шум ветра.
Кривцов, находящийся к нему ближе, отплевываясь от летящих в лицо листьев, сухой травы, мелких веток, крупинок почвы, лихорадочно пытался собрать мысли "в кучку". "Друг семьи...
– проносилось в голове.
– ... Не знала или покрывала? Заманила? Заманила зачем? Убить? Кривцов, приди в себя, идиот!
– приказал строго, стараясь совладать со страхом.
– На дворе двадцатый век, этого не может быть! Какие ведьмы?!
– Но память "услужливо" вытащила из подсознания однажды столь поразившее его зрелище: лицо Аглаи и ее фигура, в которых пульсировало, накапливалось, готовое вырваться наружу, нечто колдовское и потустороннее.
– Не хватало только, чтобы из-под земли сейчас гоблины и упыри полезли..."
Александр Иванович из последних сил держался за тоненький ствол молодого платана. Дерево неистово моталось в непрекращающейся то ли судороге, то ли пляске. Верхние ветки то закручивались вокруг ствола, то с силой распрямлялись в обратную сторону, рассекая воздух со свистом и коротким, ухающим стоном. Кривцов посмотрел на небо: оно опускалось на землю громадным, тысячетонным прессом. Послышался нарастающий, глухой звук. Он понял, что сейчас произойдет такое, чему он, в своей, далеко небезмятежной и неспокойной жизни еще ни разу не был свидетелем. Как бы в подтверждение его мыслей, на фиолетовых, вздувшихся буграми-булыжниками боках туч хаотично засверкали острые копья молний - но отнюдь не те знакомые, много раз виденные с детства предгрозовые "разряды электричества в атмосфере". Это была демонстрация силы, перед которой все боеголовки, ядерные потенциалы и прочая ерунда выглядели, примерно, в соотношении комар и слон. Кривцов сцепил зубы. На лицо упали крупные капли дождя, мгновенно перешедшего в хлесткий, обжигающе-ледяной ливень.
– Утопить решила, стерва! Не на тех напала!
– залихватски выкрикнул Александр Иванович с какой-то злой радостью.
Вдруг он обратил внимание на одно странное обстоятельство: направление ветра. Он шел не сквозь лес. Справа, невдалеке, находилась высокая, непрерывная
За 14 минут до описываемых событий
Аглая поняла, что подлесок заканчивается. Впереди ровными рядами уходили в бесконечность стволы сосен и платанов. Она остановилась и отвела в сторону свободную от поводка руку. Пальцы нащупали шероховатую поверхность ствола. Кончики их чуть онемели. Она помедлила и, внутренне собравшись, положила на ствол ладонь.
– Скажи всем, что я пришла помочь, - послышался ее тихий голос.
– Я лишь человек, ваша младшая сестра. Но я могу разделить ваши боль и страх, извлечь их и оставить взамен жизнь и любовь. Мне надо тайное знание - то, что вы храните. Здесь были двое и один из них - убийца. Я должна знать кто он?
– Аглая замерла, полностью сконцентрировавшись на середине ладони, лежащей на стволе дерева.
МАВР: Кассандра, ты готова?
КАССАНДРА: Го-т-това. Мне страшно, глянь, я стала на дикобраза похожа - вся шерсть дыбом. Мы стоим на этом. Я не могу... Мои лапы... будто стою в плошке с кипятком или со льдом.
МАВР: Это боль и страх поднимаются от земли.
Ладонь Аглаи сделалась необычайно сухой и холодной, но вдруг в нее будто сыпанули горсть горячих углей. Она сжала зубы, на лбу выступили крупные капли пота. По спине, между лопатками, медленно заскользила капля... еще одна... еще... Кожа лица приобрела восковой оттенок, губы приоткрылись, обнажая стиснутые зубы. Она отняла руку от ствола, вторую высвободила от поводка. Распустив волосы и скинув легкий плащ, рывком сбросила с ног туфли-лодочки. Вслед за ними полетел пояс с платья... Собираясь ехать на место преступления, она специально не одела нижнее белье. Будь ее воля, она вообще осталась бы в чем мать родила, если бы не провожатые, которым подобный вид вряд ли прибавил бы здоровья и неизвестно как отразился на рассудке.
Освободившись от одежды, стоя босыми ногами на земле, едва присыпанной опавшими листьями, она глубоко вдохнула, сложила на груди руки крест-накрест, охватывая плечи. Тряхнув огненной гривой волос, смежила веки, опустила голову и замерла неподвижно, сосредоточившись мысленно на стволе дерева, где только что покоилась ее ладонь.
Свободна.
Я свободна от мира людей.
Я возвращаюсь к началу, откуда пришла.
Матери мои, Земля и Вода, отцы мои, Огонь и Воздух! Позвольте вернуться в Дом, где между Солнцем и Луной качается моя колыбель.
Позвольте мне стать дождем и ветром, деревом и камнем, небом и птицей. Позвольте понять язык тех, кто со мной из одной колыбели, но до поры молчит. Я пришла за знанием.
Клянусь, что не возьму от него ни богатства, ни славы, ни власти. Мне нужны только истина и добро...
Жарков, пригибаясь, отводя руками ветки, с трудом продирался сквозь густой подлесок. "И как она через него слепая лезла?
– думал, чертыхаясь вполголоса.
– Начальству, конечно, виднее, но "экскурсия на природу" сильно смахивает на массовое помешательство. Слепая деваха утащила в лес четырех здоровых (надеюсь, во всех отношениях) мужиков. Да-а, докатилось государство! Скоро фоторобот по хрустальным шарам составлять начнем, в операх - колдуны и алхимики бегать станут, а "малины" - по звездам и расположению светил вычислять. Умора, да и только! Хотя... Начальство можно и понять. Когда под тобой мягкое кресло закачается, не за соломинку - за метлу ухватишься. С самим дьяволом сделку заключишь, потому как в противном случае - полный "обломов"! Сегодня твоя лапа весь город держит, а завтра не лапа, а так, скрюченные пальчики рядового пенсионера и заискивающий взгляд в окошко сберкассы: "Девоньки, есть пенсия?" - "Еще не перечислили!" - рявкнут "девоньки", да таким тоном, что сразу вспомнишь, кто ты есть на самом деле: даже не мусор, а так себе, соринка в масштабах государства.