Gelato… Со вкусом шоколада
Шрифт:
Он совсем не виноват в том, в чем я его подозревала, как позже выяснилось. Безутешные и обосранные — в разных смыслах этого слова — клиенты Мантурова отравились не у нас, поймали кишечную инфекцию не в «Шоколаднице» и даже не в ресторане у Максима, и вообще, не в этом городе. Как оказалось, немногим ранее, перед осуществлением покупок в нашем магазине, они посетили детский праздник всей дружной компанией, на котором разгулявшаяся не на шутку детвора скормила друг другу пластилин с ореховым печеньем. Странно, что с огромным аппетитом поели несъедобное «приготовление» только эти две малышки,
«По результатам проверки не выявлено микроорганизмов, являющихся возбудителями кишечных инфекций. Дизентерийная палочка, сальмонелла, стафилококк, палочка брюшного тифа и вибрион холеры — отрицательно!».
Я, безусловно, выдохнула, но не испытала истинной радости или облегчения. Не знаю, как так вышло и что тому служит причиной, но вернуться в свой магазин после этого я не могу уже долгих три недели.
Кручусь, наматывая километраж, когда как будто подъезжаю к знакомому входу, но не могу заставить себя остановить машину, покинуть салон, подойти к двери и снять объявление о том, что:
«Приносим извинения, но мы вынужденно временно закрылись! Вернемся к вам после стабилизации обстановки»…
Почти на цыпочках пробираемся с Юлой в наш уснувший дом. Суетимся в холле, снимаем обувь, складываем сумки, стягиваем с плечей пиджаки и кардиганы. Затем, зевая и посматривая друг на друга, схватившись за руки и вытянувшись струнками, на носочках, как балерины-самоучки, поднимаемся на второй этаж, направляясь в свои комнаты.
— Все хорошо? — шепчет Юля.
— Да. Спасибо, что вытянули меня. Немного помогло.
— Отпустило?
— Совсем чуть-чуть.
— Вечер не последний, Тосик. Так что запросто можем повторить еще. Не-од-но-крат-но, цыпа! Тебе стоит лишь сказать, что желаешь нашего занудного, исключительно по твоему мнению, общества, и мы с радостью окажем тебе услугу. Кстати, Сашка не обижал тебя? — сестра отпускает мою кисть, но обнимает за талию и притягивает к себе. — Как он там оказался?
— Это маленький город, курочка.
— Миллионник? — на меня таращится, как дефективный пучеглазик.
— И тем не менее. Он отдыхал с друзьями.
— А-а-а…
Знаю, о ком сейчас речь пойдет, поэтому спешно перебиваю:
— Его там не было. Он на работе. У него какие-то неотложные дела. К тому же старший этого не любит, по Сашкиным словам.
— Ты расстроилась?
— Нет, — скоро отвечаю и для убедительности еще раз повторяю. — Нет, конечно.
Остаток короткого пути проходим в тишине, лишь изредка поглядывая друг на друга, задумав, по всей видимости, что-то нехорошее.
—
— Через три месяца, — в ответ мне тихо шелестит сестра.
— Родители…
— Они не возражают, Тосик. Костя представился и сообщил отцу. Мы, конечно, подали заявление.
Чересчур галантно и очень старомодно, как по мне, к тому же чрезвычайно скоропалительно. Вот тут как раз удивляться совершенно нечему. Выбор, откровенно говоря, не очень-то большой, да и обстоятельства раздумывать подолгу не позволяют.
— Мне нравится Костя, цыпа. Хочу, чтобы ты об этом знала. Он верный мужчина и любит тебя. Это видно! А ты будешь с ним счастлива…
— А мне Петя, — внезапно выкатывает странное признание.
— Что? — стремительно оборачиваюсь и встречаюсь с глазами, уже, по-видимому, давно стоящей ко мне лицом пока еще Смирновой. — Но…
— Что между вами происходит, Ния? — сестра трогает мои руки, гладит предплечья и подбирается к плечам. — Кошка пробежала? На двух ногах или…
— Ничего. Вернее, я не знаю, — суечусь глазами по ковру, внимательно изучая узор, который будто бы впервые вижу. — Нужно время. Видимо, я чего-то испугалась.
Только вот чего?
— Разберись, как можно скорее, с этим, — подавшись на меня вперед, негромко произносит, — пока не стало слишком поздно.
— Слишком поздно? — смаргиваю, зачем-то переспрашиваю, хотя и так понятно, про что она вещает, опираясь на горький опыт своей короткой в чем-то несчастливой жизни.
— Спокойной ночи, цыпа, — притянув к себе, целует в щеку, изображая маму.
Я сильно морщусь, но от сестры не отстраняюсь.
— И тебе, — заикаясь, тихо отвечаю…
Ну, вот опять! На прикроватной тумбочке я вижу небольшой крафтовый пакет, аккуратно скрепленный яркой клейкой лентой. Это от него! Отец, похоже, подрядился быть курьером, доставляющим вкусные и все еще теплые сообщения. Не по воздуху же, в конце концов, эта штука прибывает.
Пакет задушенно шуршит в агонии, пока я грубо разбираюсь с ним. Сдираю ленту, разворачиваю борта и вытаскиваю оттуда небольшую витую булочку с корицей, шоколадной крошкой и цедрой апельсина.
Божественно и очень ароматно! Все в точности, как я люблю. Заскочив на кровать с ногами, устраиваюсь там с давным-давно подобранными для меня удобствами. Прислонившись спиной к изголовью, я, наконец-то, совершаю свой ежевечерний милый ритуал. Смакуя каждое свое действие, я медленно разламываю сдобу, тут же забираюсь носом в кремовую мякоть, вдыхаю терпкий аромат, напитываюсь, обильно насыщаюсь — вот так, не положа ни одного кусочка в рот, странно наедаюсь.
Сегодня в пакете есть кое-что еще. Как будто слишком маленькое и оттого очень незаметное. Но я все вижу, когда вытираю руку о приготовленную для меня внутри салфетку. Потрусив пакет, я получаю прямо на колени сложенную несколько раз тонкую, почти пергаментную, серую бумагу. Похоже на рецептурный лист или какой-то список с медицинскими назначениями. Откладываю недоеденную булочку и разворачиваю то, что мне на глаза попалось.
— О, Господи! — негромко вскрикиваю и ладонью прикрываю рот.