Gelato… Со вкусом шоколада

Иголкина Леля

«Подтверждаю. Плюс!» — как это ни странно, быстро получаю ответную реакцию.

«Дуй ко мне» — незамедлительно шурую следующий посыл.

«Сейчас не могу» — отвечает гад.

«Это затянулось. С-л-и-ш-к-о-м! Ты должен быть у меня через полчаса» — подобное дважды отправляю и добавляю в каждое разъяренный смайл.

«В этот раз все будет в ажуре» — кольцо из пальцев и «окейный» знак.

«Ты и в прошлый раз так говорил» — строчу, поражаясь скорости, с которой я буквы складываю во вполне приличные слова.

«Если тебе угодно, то…

Клянусь!» — прилетает сообщение, по-видимому, последнее, потому как я отмечаю отбытие из сети того, кого я три полных дня, выползая на порог с фонарями, с нетерпением жду.

Не выходит расслабление сегодня. После завтрака запланирована уборка, потом — к этому я уже привык — медитации на спортивном коврике и позы, от которых я тащусь. Смирнова гнется во все мыслимые и немыслимые стороны, при этом раздвигая ноги или выпячивая грудь, или отставляя зад, она меня доводит до умопомрачения. Я уже пристраивался к собачьей стойке, погружаясь членом в абсолютный зад. Чудны дела твои, милый Господи, но я идеально — хм-хм, да-да, в том самом месте — подхожу Антонии, а она, естественно, мне. Такое впечатление, что нас кроили с помощью лекало, соблюдая нанесенный пунктир и строго по размерам. Нет дискомфорта или неудобств… Как замечательно «мозаика» совпала!

— Тонь? — перебираю волосы прильнувшей ко мне на диване.

— Я тут, — вижу, как двигаются ее ресницы и мельтешат глаза.

— Дождик, да? — киваю на окно.

— Люблю такую погоду.

— Я тоже.

— Что ты хотел? — пытается привстать.

— Лежи, тшш. Давай поговорим.

— О чем?

— Твои слова «Я люблю тебя».

— Забудь, пожалуйста.

Да ладно! Сейчас! Согнулся, принял низкий старт, а по сигналу пистолета припустил круги мотать.

— Не проси об этом.

— У меня есть другая тема для разговора, — поднимает голову, отодвигается и занимает угловое место на большом диване.

— Какая?

— Обсудим персональные достоинства.

— Чьи?

— Каждого, естественно, но начнем с тебя. Дамам нужно уступать, — подмигивает мне, а подтянув к себе колени, укладывает подбородок на них.

— Какие правила?

— Просто задавай вопросы. Но, — приставив пальцы к голове, формирует дуло пистолета, из которого намерена в себя пульнуть, — так, чтобы они касались исключительно тебя. Например…

«Чрезвычайно интересно!» — вскидываю руку и засекаю время. Если «курьер» не припрется сюда через полчаса, то я возьму ее в охапку — одну, естественно, здесь не оставлю, уж больно Смирнова хороша — и настигну гада в его собственной квартире. Плевать, конечно же, в каком виде и с каким «приветом».

— … что в Пете Велихове такого, на что летят девчонки?

— Переформулируем? — недовольно скривившись, предлагаю.

— А что? Ты красавчик.

— Это в папу, — сразу объясняю.

— Тетя Наташа — очень привлекательная и харизматичная женщина. Шарм, обаяние, симпатия — все при ней. Не думаю, что дядя Гриша…

— То есть папа внешне не хорош? Такой

типа простачок. Без харизмы и изюминки?

— Зачем так резко передергиваешь? — пожимает плечами. — Лично я вижу небольшое сходство с твоей мамой, когда смотрю на твое лицо.

— Отец бы удивился и чуточку разозлился.

— Да? На что?

— Уверен. Все неудачно под каток попало.

— Почему? В каком смысле?

— У него двое сыновей, Туз.

— Вообще не вижу связи, — подкатив глаза, бормочет.

— Отец гордится наследством, — по крайней мере, я на это очень сильно надеюсь, — считает, что мы его счастливый вклад, достойная победа в этой жизни.

— Словно вы товар? — округляет глаза.

— Я бы добавил очень дорогой и эксклюзивный.

— Не знаю, не знаю, — хохочет в кулачок. — Я вот счастлива, что у меня есть старшая сестра. И не уверена, что смогла бы выжить с братом.

— А я за разнобой и шатание, Тосик. Если двое, то желательно разнополые. Брат и сестра.

— Ну да, ну да, других-то вариантов нет.

— Чего-чего? — надвигаюсь, протирая задницей сиденье.

— Ты так сказал, словно бородатый анекдот ввернул. Рассказать?

— Расскажи.

Возможно, это хоть чуть-чуть ее расслабит и разрядит слишком напряженную обстановку.

— Это история про мужчину — молодого или новоиспеченного отца, который танцевал под окнами родильного дома.

— Зачем?

— Я же говорю, что это очень старый анекдот. Тогда мальчиков в отделение не пропускали и папочки протаптывали дорожки вплотную к отмостке, наступая на фундамент.

— А-а-а! — разваливаюсь на своем месте, откидываю голову на бортик дивана, а пальцами касаюсь обнаженной маленькой стопы. — Венки пульсируют? — придавливаю случайно выскочивший сосуд.

— Щекотно, — Тоня дергает конечностью и сильнее поджимает ножки к себе.

— Не тяни с шуткой.

— Короче, мужичок караулил свою жену, а когда она высунулась из окна, чтобы прокричать ему «привет» или что-то в этом роде, он выдавил из себя:

«Маша, у нас сын?».

— Уже смеяться? — с несвоевременным вопросом намеренно встреваю.

— Нет. Она не ответила, но жестом показала, что он ошибся, — Смирнова отрицательно мотает головой.

— Нервотрепщица, — вздрагиваю, делаю губами «бр-р-р» и тут же замолкаю. Прислушиваюсь к звукам раздвигающихся дверей лифтовой кабины и глухим шагам, приближающимся к моей двери с той стороны, из общего коридора.

— На ее такой себе ответ, он задал еще один вопрос.

— «А кто?», — предвосхищаю.

— Знал, да? — выставив обе руки, пытается оттолкнуть меня, лезущего с объятиями и поцелуями. — Да что ж такое-то?

— Спокойно. Не делай лишних движений. Себе дороже будет, — стянув, раскладываю Нию под собой.

Черт! Тоня сильно вздрагивает, когда покой разрывает трель дверного звонка.

«И года не прошло, милый друг!» — ухмыльнувшись, про себя мычу.

— Я открою. Побудь здесь, пожалуйста.