Gelato… Со вкусом шоколада
Шрифт:
— Тонь, — разжимаю тиски и скатываюсь ей под бок, — у тебя есть парень? Ну, тот, с кем ты в отношениях или только второй, например, раз встречаешься?
— Тебе забыла о личной жизни отчитаться, — бухтит, собирая на обнаженной груди одеяло. — Где мой лифчик?
— Меня за мужчину не считаешь? — поворачиваюсь к ней лицом, располагаюсь, подложив под щеку притиснутые друг к другу теплые вспотевшие от борьбы ладони. — Спишь, как с братом, провоцируешь, как импотента. Пустое место, да?
— Ты Петя, — с долбаным снисхождением смотрит на меня. Есть нежность, ласка и сочувствие в женском взгляде, мне бы улыбнуться ей в ответ, а я за это гребаное внимание придушить ее хочу. — Мы давно знакомы, Велихов. У нас с тобой…
— Дружба?
— Вражда, пари, слабо, детская
— Я не твой парень, Ния. Ничего подавать не буду.
— Ты… Ты… — сильно раздувает ноздри и шумно через сомкнутые губы пропускает злость. — Козел!
Как угодно! Встаю и расправляю ноги. Обхожу кровать и направляюсь в ванную, чтобы освежиться, приняв душ.
— Где мое белье и вся одежда? — орет мне в спину.
— Домовой к себе в нору унес, — бормочу и, бросив взгляд на свое отражение в зеркале, стремительным движением закрываю дверь, чтобы не слышать женское, почти однотипное по утрам и после полового акта, жалкое нытье.
Шум воды, комфортная для кожи температура, какая-то трава в верхних нотах пахучего геля для душа, скользкий поддон и мое ритмичное движение рукой по возбужденной плоти, которая как завороженная стоит и не опадает. Возможно, это приапизм, а у меня еще одна болезнь, связанная с избыточным кровоснабжением полового органа, который, по всей видимости, на одной шальной бабе головкой, как по написанному, повернулся и завис. Передергиваю намыленный влажный ствол, словно затвор на автомате, шиплю, выстанывая наслаждение и спуская сперму в слив поддона.
— М-м-м, — касаюсь мокрым лбом стеклянной створки душевой кабины. — Не могу… — вращаю головой, бурю дыру в силикатной, водой забрызганной конструкции, рычу, царапаю ногтями шершавую поверхность и слышу, как там, в моей квартире, щелкает замок, словно внутрь кто-то посторонний зашел. — Что за… — опускаю кран, перекрываю воду и одной рукой ловлю свои штаны на штанге. — Кого там хрен еще принес?
Младший братец решил визит мне нанести или…
«Блядь, там же Тонечка Смирнова! Откровенное неглиже — топлесс и прозрачные трусы с выдранным лобком и узкой, но идеальной щелью для мужского разума, когда он утекает в ту головку, что расположен определенно ниже думающей головы» — суечусь и с большим трудом надеваю футболку на влажную верхнюю половину своего тела, а грубыми рывками затягиваю поясной шнурок домашних брюк. — «Кому там в выходной не спится? Да чтоб ты сдох, Халва… Мать твою!».
Глава 7
Он
Высокий как будто кем-то специально вытянутый человеческий силуэт, стройная фигура с небольшими вогнутостями-выпуклостями в нужных местах, предусмотренных природой-маленькой затейницей, по-моему, худощавая конституция — и даже слишком, почти чрезвычайно, словно изможденная самой судьбой; спокойная, иногда медлительная в своих действиях; обдумывающая каждое намерение и следующий шаг, задумчивая, мечтательная женщина с загадочной улыбкой на лице, полностью свободным от косметики и других излишеств, портящих — исключительно по моему мнению — чистые, одухотворенные женские образы… Гордая конструкция с эгоистичным почти неуправляемым вкраплением, которые мне все-таки удалось себе подчинить, и принудить хозяйку этого неисчислимого богатства играть за мою команду и только лишь по жестким правилам, диктуемым таким себе духовидцем, почти магом и волхвом, в моем лице.
Моя жена суетится на кухне. Наташенька, моя Натка, Наточка, Ната, Натали, шустрящая по жизни, но все же Черепашка, обожаемая живая собственность Григория Велихова уже тридцать с небольшим довеском лет. Наталья собирает завтрак или вхолостую крутится в пространстве, отрабатывая на собственной персоне очередную сюжетную линию своих книг, в которых глупо воспевает высокие отношения между мужчиной и женщиной. Почему глупо? Такая вот противная особенность ее мужа, то бишь меня, противоречить тому, что столь очевидно и на самом деле не требует никаких объяснений, доказательств или огласки. Я так хочу! Стесняюсь, видимо, мнусь, скрываюсь… Линяю от истин, которым не нужны доказательства,
— Доброе утро, милая, — подкрадываюсь к женщине, готовящей полезный и даже калорийный завтрак, со спины и, пропустив свои руки, обхватываю чересчур субтильный силуэт, прижимая законную Велихову узкой спинкой к себе. Носом утыкаюсь в шею, поднимаюсь к ее теплому затылку и бережно прикусываю кожу вместе с затянутыми в смешной пучок все еще светло-русыми, как будто бы соломенными, густыми и тяжелыми волосами. — Ты рано встала.
— Гриш, — двигает плечами и наклоняется вперед, — мешаешь. Не напирай.
— А что ты делаешь? — вынужденно отступаю, но руки с живота жены не убираю.
— Думаю и…
— Думаешь? О чем? Одна голова хорошо, а две лучше. Давай-ка поделись, растянем тяжесть на двоих…
— У меня такой себе литературный затык, — бормочет ересь в нос. — Понимаешь, там…
Подкатываю глаза и с нескрываемой издевкой ухмыляюсь:
— Здесь без меня. Хотя есть предложение — устрой мечущимся от философского к плотскому героям продолжительную, если не целую, ночь страсти и любви, жена. Пусть твой персонаж хорошо накуролесит с дамой сердца. И им комфортно, и у тебя затык пройдет. Как минимум, появится новый виток и развитие сюжета минимум на девять месяцев, иначе на всю жизнь, если девчонка кое-что после этого приобретет. Им на полный срок хватит приключений. Можешь ее в больничку уложить, а там… Короче, все можно через постель решить. Послушай своего «Гришу». Да и тебе ли об этом не знать, Ната.
— Это уже было, муж. К тому же я не уверена, что те перипетии, которые у меня сейчас по сюжету между ними происходят, можно примирительной кроватью разрешить. И потом…
— Посрались? Надеюсь, что так. А с мордобитьем? Юноша непокорной от всей души втащил?
— Велихов! — шикает и дергается. — Что за тон? Я по-настоящему, а ты… Зачем спрашиваешь, если издеваешься и не воспринимаешь все всерьез? М?
— Отменный колорит, Наталья. А цитату я тебе дарю! Вставь в книгу — соответствующая плашка у тебя есть, так что ничего противозаконного не будет, если ты там парочку нехороших слов ввернешь. А вообще, я не хочу знать об этих доходягах. Достаточно того, что я с ними потом сплю, когда читаю сигнальный выпуск твоего «ну никак не вырисовывающегося» романа. Мы тут вдвоем, детка? — немного отстраняюсь и по-воровски оглядываюсь по сторонам.
— Сашка поздно вчера вернулся. Так что…
Черт! Младший сын отсыпается после бурного вечера с друзьями?
— Пьяный? — перегибаюсь через женское плечо, чтобы заглянуть в миску, в которой Наталья что-то тщательно мешает. — Это что?
— Нет. Оладьи, муж.
— Вау! — вознаграждаю ее щеку быстрым поцелуем. — Буянил сын?
— Гриш…
— Что за дети! — прыскаю. — Один дела почти на миллион сливает, второй ищет место в жизни уже на протяжении двадцати семи лет. Мне его за руку, что ли, взять и к нужному месту подвести? Что с его Альбиной? Он не хотел бы к ней переехать? Пусть девчонка привыкает к его характеру, носкам, трусам и мужской неаккуратности.