Gelato… Со вкусом шоколада
Шрифт:
«Вылечи чирьи, прыщавый гик!».
Как время быстро пролетело! Вот и мерзкая Антония сейчас лежит в моей кровати и умоляет гнусного «Петю Велихова» о наслаждении. А если бы не противная причина, смог бы я ублажить младшую Смирнову собой? Пару раз — возможно. В шавке ничего особенного, кроме ее неподдающегося характера. Это, между прочим, на крайне изощренного любителя.
«Цыц!» — квакаю на плотское давно согласный член. — «Привяжу! А ну-ка быстро в будку, спать, кому сказал!» — про себя смеюсь и угрожаю настроенному, как ударный музыкальный инструмент,
— Не насмотрелся? — шипит, твою мать, совсем не спящая и желающая секса дама. — Долго еще ждать, пока ты на что-то дельное сподобишься? Как женщина в душе плескаешься. Полчаса, серьезно?
— Я думал, что ты уже спишь, а ты настроилась на жаркую ночь, милая? — обхожу изножье и направляюсь к своей половине кровати. — Резинок нет, Антония. Согласна? Я вытащу, если не забуду и успею. Ты хороша в постели? Как предпочитаешь? Покричишь для меня?
— Ага-ага, на все согласная, горячая, взведенная и ожидающая секса без защиты. Мне твои головастики на фиг не нужны. Значит, без проникновения, Петруччио. Достаточно по звуку? Ты услышал?
— Уже сдаешь назад, Ния? Даже не попробовала. А так бравировала и насилием мне угрожала, — упираюсь коленом в матрас, поднимаю одеяло и рассматриваю женский тыл — узкую спину, позвоночную выемку, две тазовые дырочки и прозрачные в какую-то мелкую сетку белоснежные трусы, через почти отсутствующую ткань которых я вижу две шарообразные, но маленькие, вернее, аккуратные и пропорциональные половинки Тонькиного смуглого зада. — Где штаны, Смирнова?
— Жарко, — дергает одеяло на себя.
— Ну и не обессудь, если я глубокой ночью твою хилую броню своим копьем пробью.
— Не надорвись, любимый! — прыскает и дергает плечами. — Ты забираешься или так и будешь стоять, герой-любовник? — вполоборота задает вопрос.
Как прикажешь, госпожа… Пиздец! Я с Антонией Смирновой в одну кровать иду.
— Обнять можно? — своим положением повторяю женскую фигуру.
— Не наглей, Буратино.
— А как же мы бы трахались, Ния?
— Обнимай уже, — ерзает и подкатывает ко мне спиной. — Ты одет, что ли? — Ния отводит руку и прикасается к моим штанам, пропускает через пальцы ткань и со вздохом отпускает. — Стесняешься своего тела, пан спортсмен?
— Достану быстро, успокойся.
— Хорош пугать!
— Ближе не желаешь подобраться? — носом прикасаюсь к ее затылку. — Иди ко мне, женщина-вамп, чтобы я мог…
— Поменьше текста, Петруччио, — Смирнова наконец-то упирается спиной мне в грудь, живот, а задницей компактно паркуется в мой пах. — Ты… — шепчет и тут же дергается, пытаясь отвернуть назад.
Перехватываю рукой, зацепив ее под грудью, как экскаваторным ковшом, держу в нужном положении и не отпускаю.
— В чем твоя задумка, Тузик? Быстро, как своему отцу.
— Нашел сравнение! Ах, тяжело, — жопой упирается, и сама насаживается на член, который, к сожалению для меня и к счастью для Смирновой, штанами от безобразия сокрыт. Но это не мешает парню сообщать о своем присутствии, бессоннице и полной боевой готовности.
— Потерпишь, — дергаю одеяло,
— Я спать хочу.
— Завтра отоспишься. Итак?
— Хочу здесь жить, Велихов.
— Не вижу выгоды лично для тебя. Ты отдала мне место продавца, затем приперлась сюда, чтобы ублажить будущего подчиненного. Кстати, я с начальницей не сплю — для справки и уразумения. У? — сжимаю ее тело, пытаясь выдавить из душонки крик или подобие понятия того, о чем я не просто намекаю, а прямо говорю.
— Устала с предками ютиться.
— Я найду тебе квартиру, Ния. Но тут, — прикусываю мочку уха, затем облизываю мелкую сережку и перегибаюсь через Тоню, — ты жить не будешь. Сейчас я у меня не тот настрой, а твое, конечно, счастье. Но в следующий раз я не сдержусь и возьму тебя так, как посчитаю нужным. Ты даже пикнуть не успеешь, как будешь…
— Это меч? — обрывает, грубо перебивая меня.
— Что? — обращаю взгляд туда, куда она из-под моего подбородка башкой кивает.
— Выглядит, как зубочистка.
— Это спортивная рапира.
— Строишь из себя средневекового принца? — не вижу, но чувствую и даже знаю, что стерва ухмыляется. Издевается и переводит стрелки на меня.
— Ты поняла, что я сказал, Тоник? — присматриваюсь к женскому профилю. По-моему, она странно сжалась, зажмурилась, словно чего-то испугалась, покусывает губы, словно больное или что-то неприятное терпит, раздувает ноздри, сопит, громко и неровно дышит. — Что с тобой?
— Тяжело, я сказала. Ты большой…
— Извини, — немного ослабляю хватку. — Эта ночь последняя, Антония. Ты спишь в моей кровати, потому что я, как гостеприимный хозяин этой квартиры, не могу выкинуть до безумия охамевшую засранку-гостью на небольшой и неудобный диван.
— Мог бы сам на нем лечь. Чего сюда приперся?
— Хм! Ты ничего не перепутала? Моя кровать, мои подушки, моя простынь и мое одеяло, а ты…
— Собственник, Петруччио?
— Люблю спать там, где гарантированно засну. К тому же клеить ноги, формируя ласты на том диване, где у меня из всего тела помещается только зад и то с большим трудом, уже не в моде и определенно не для меня. Я почти старик с подагрой и сколиозом. А это моветон, Смирнова, молодиться и юность из себя давить, при этом лихого пацана изображать! Поняла?
— Да.
Вот и хорошо!
— Я поищу тебе квартиру, Ния, если сама не в состоянии. Хочешь от родных уйти, а боишься проявить смекалку. Есть ведь сайты или мобильные приложения по продажам и арендам с вполне разумными предложениями. Деловыми, милая, — голосом подчеркиваю суть объявлений, представленных на страницах тех сообществ.
— Спокойной ночи, Велихов.
— Ты, что ли, невоспитанная? Какого хрена перебиваешь? Я, бл, стараюсь, из кожи вылезаю, а у тебя только…
— Хр-р-р-р-р, хр-р-р-р-р, хр-р-р-р-р, ш-ш-ш-ш, — странно обмякает и изображает почти мужской со свистом храп.