Ген подчинения
Шрифт:
На фотокарточке был снят инженер Стряпухин, лежащий навзничь в луже собственной крови. Рядом с ним на полу стояло пресс-папье в виде фрегата.
Салтымбаева перевернула карточку. К ее обратной стороне была приклеена бумажная лента, на которой машинописным шрифтом кто-то отпечатал: «Цена прогресса слишком велика».
Когда мы выходили из особняка Ореховых, я держалась позади. Мысль моя напряженно работала. Я пыталась сообразить, может ли Волков быть связан с профсоюзами, и не потому ли они попытались свалить вину на него. Ведь только
И они так быстро успели прознать, что Эльдара арестовали, и заплатить Кунову за ложь! Как это у них получилось?
За этими мыслями я чуть было не пропустила разговор шефа и Пастухова.
— …теперь-то ты понимаешь, что парнишку можно выпускать? — спросил шеф.
— Да я это раньше еще понял, когда следы масла на пожарной лестнице нашли, — буркнул Пастухов. — А теперь, с этой карточкой, ясно стало.
Я удивленно захлопала глазами. То есть как это Пастухов знал, что Эльдар не виноват, еще когда нашли масло? Это же вчера было! Ну… наверное. Зачем они тогда еще ночь в тюрьме его продержали? И как Эльдар связан с маслом?
— Ну, не обязательно, — скептически произнесла Салтымбаева. — У парня может быть сообщник, который так отводит от него подозрение… — она вздохнула. — Но это уже если совсем придираться.
Этот момент был мне понятен: естественно, если Эльдар сейчас в тюрьме, он не мог послать письмо с угрозой. Но как все-таки его имя очистило перцовое масло?
Об этом я и спросила.
— У него ботинки на ладан дышат, — объяснил Пастухов. — Вряд ли хотя бы одна пара на смену есть. Если бы это он перцовым маслом побрызгал, обязательно бы что-то к подошвам пристало. Это такая гадость, от которой вовек не избавиться.
— Мог, конечно, и переодеться, и переобуться, — вступила Салтымбаева. — Но мы уже к нему домой успели заглянуть, никаких улик. Ни одежды, ничего. В общем, против него только то, что он последним вышел и вел себя нервно. Но вышел он в девять вечера, что вахтер и подтвердил, а Стряпухина убили не раньше десяти. А если бы странное поведение в нашем городе каралось по закону, мы бы две трети населения пересажали.
— Зато порядка было бы больше, — хмыкнул Пастухов, и было непонятно, шутит он или всерьез.
— А почему вы его тогда вчера вечером не выпустили? — спросила я.
Салтымбаева посмотрела на меня с таким видом, как будто я очевидных вещей не понимала.
— Ну и как бы это выглядело, если бы мы выпустили его в тот же день, что посадили? Не волнуйтесь. Чуток времени в тюрьме провел, в другой раз поосторожнее будет.
У меня вертелась на языке резкая отповедь, что Эльдар в принципе не сделал ничего неосторожного, разве что не успел получить наше гражданство да огрызнулся на несмешную шутку. И что единственное, чего добились полицейские, взяв его под стражу — это продемонстрировали начальству свое рвение. Но я промолчала. Пастухов и Салтымбаева были старше, опытнее и куда значительнее меня. Дерзить им не стоило, можно было заработать отповедь от шефа и испортить отношения с его хорошими друзьями.
— Лет через пять он об этом будет с гордостью рассказывать собутыльникам как о приключении, — со смешком добавил Пастухов. — Не переживай, Анна Владимировна.
У ворот особняка мы расстались: полицейские улетели в своем аэромобиле,
Об этом я его и спросила, когда мы заняли место в экипаже:
— Пытаетесь вычислить, кто же заказчик, шеф?
— Нет, кто заказчик — мне более-менее ясно, — вздохнул Василий Васильевич. — Я пытаюсь понять, что с этим делать.
— Как ясно? — поразилась я.
Василий Васильевич покосился на спину извозчика, наклонившегося над вожжами, и проговорил очень тихо, чтобы за шумом улицы было слышно только мне:
— Тот, кто делал дело, не только обстряпал его максимально профессионально — он еще пронес с собой дорогую и громоздкую фотографическую камеру. Или привел помощника с камерой. Это совсем другой уровень оплаты. Плюс заказчик, несомненно, знал… э-э-э… вторую сторону в переговорах лично, — я поняла, что он говорит об Орехове, и даже поняла, почему: письмо Орехова по-настоящему напугало. — Значит, это был кто-то из состоятельных и высокопоставленных лиц. И хотя большинство из них люди безжалостные, мало кто решится на такие рискованные меры. Но мы знаем по крайней мере одного человека, который связан с промышленными кругами, недолюбливает генмодов и по крайней мере один раз пошел на преступление, которое уже сошло ему с рук.
Тут я не сразу поняла, о ком он, и шефу пришлось куснуть меня за палец, чтобы стимулировать мыслительный процесс.
Тогда я наконец вспомнила о депутате городского собрания Ольге (Лоле) Соляченковой, которая организовала похищение контрольной булавки якобы генмодом этой весной. Правда, то, что она была связана с промышленными кругами, стало для меня новостью. Но ничего удивительного: многие депутаты пользуются поддержкой промышленников.
— Вы говорите о мадам Со… — начала я.
— Тише! — возмутился шеф. — Никаких имен, пока мы на улице! Я не могу быть стопроцентно уверен, что это именно она, но это рабочая гипотеза не хуже любой другой. Ее, разумеется, необходимо проверить: тут не получится так легко, как с делом барона Гляссера. Потребуется время.
Я кивнула. Про то, что убийцы ловятся либо по горячим следам, либо очень долго, нам также рассказывали в Школе сыщиков, да и на примере дел, с которыми иногда обращались к шефу, я это тоже видела.
Ну, подумала я, по крайней мере, Эльдара мы из этой каши вытащили. Уже хорошо.
Но почему все-таки соврал Кунов? Неужели просто по подлости натуры? Ведь тот, кто отправил карточку, явно показывал: убийца на свободе, бойтесь! Этому человеку подставлять Эльдара совершенно не нужно: какой смысл бояться, если предполагаемый убийца уже в тюрьме? Значит, он не подставлял.
Значит, Кунов соврал, что Эльдара не было на его складе, по причине, совершенно не связанной с убийством! Может быть, он там у себя какие-то махинации ведет?
Только я дошла до этой мысли и хотела озвучить ее шефу, как извозчик остановился у нашего дома.
Я взяла шефа на руки, спустилась с подножки и удивленно замерла: подход к нашему крыльцу перегородил знакомый аэромобиль Управления правопорядка.
Перед аэромобилем, скрестив руки на груди, стояла инспектор Салтымбаева. С таким выражением лица, что, даже не зная за собой никаких преступлений, я захотела съежиться и уползти куда-нибудь в канаву.