Ген подчинения
Шрифт:
У меня не было даже сил почувствовать облегчение из-за того, что кто-то все устраивает и распоряжается. Вообще ни на что сил не было. Я только понадеялась, что обещанное одеяло дадут поскорее, потому что меня вдруг начала бить крупная дрожь.
Волк прижался к моей ноге и снова заскулил, свято выполняя заветы Пастухова.
По переулку разнесся громкий вой, перезвон колокольцев: подъехали пожарные в своей карете с красными и белыми полосами. Засмотревшись на них, я едва не пропустила молодого человека в фельдшерской
— Барышня! Барышня!
Я обернулась к нему, пытаясь разглядеть лицо. Не выходило: все плыло перед глазами.
— Идемте за мной, в карету скорой помощи… Кто это с вами? Вы кто, гражданин? — это Волкову: ну да, глаза-то голубые.
— Это просто собака. Редкая. Порода, — проговорила я из последних сил. — Он со мной.
— Ну, с вами так с вами… Пойдемте!
Опираясь на фельдшера, я кое-как дохромала до возка, где меня и усадили на скамейку, и пресловутое одеяло наконец-то оказалось у меня на плечах. Я послушно накинула его край на Волкова, который устроился у моих ног. Ну все, теперь от меня точно ничего не зависело.
Из открытого кузова возка мне открывался отличный вид на суету. Пока фельдшер бинтовал меня, я видела, как пожарные размотали шланг, подцепили его к цистерне и начали поливать стены. Дым валил столбом. Тем временем полицейские, выстроившись цепочкой, выносили из здания какие-то бумаги. Пастухов командовал ими очень увлеченно, сам то и дело лез внутрь, хотя, понятное дело, никакие бумаги носить не мог. Разве что в пасти.
Во мне слабо шевельнулось сожаление: может быть, зря я подожгла то, что нашла в «прозекторской»?
Нет, не зря! Пусть горит. Пусть все горят.
Пожар — излюбленное зрелище горожан Необходимска в любое время дня и ночи. Но сейчас зевак не было видно. Видно, не тот район.
— Рвоты не было? — тем временем спрашивал у меня фельдшер. — Тошноты?
Я только головой покачала.
— Зрачки нормальные, значит, скорее всего, не сотрясение. А сильно голова болит?
Я пожала плечами. Разве же это боль? Мне уже было смешно, что я когда-то считала это болью.
— Ну, лодыжка у вас вывихнута, а вот средний палец на левой руке, похоже, сломан, — сообщил фельдшер. — Но это вам врач в госпитале точнее скажет.
Надо же. Сломан. Интересно, это когда руку заламывали, или когда я сама об стену?
Впрочем, пустяки. Все равно.
— Где она? — вдруг услышала я. — Пустите меня к ней, Дмитрий, я имею право тут находиться, я свидетель!
Я не поверила своим ушам. Шеф ведь мертв! Они же его убили!
Но тут шеф явился прямо перед мной, бегущим по тротуару, как обычный кот. В свете горящего дома было видно, что грязь с шерсти он уже отмыл, но выглядел взъерошенным, не как обычно. Кое-где мех висел сосульками.
— Аня! — одним прыжком он вскочил ко мне на колени, и мои руки рефлекторно вскинулись, чтобы его удержать. — Анечка,
Мои руки провели по мягкой шкурке шефа сами собой. Живой. Правду что ли говорят, что у кошек девять жизней?
— Они же вас убили? — пробормотала я.
— К счастью, этот мужлан в сапогах был слишком самонадеян! Он всего лишь слегка меня контузил, я отлежался и сбежал. Увы, без денег и перепачканным в грязи мне очень трудно было убедить извозчиков в своей платежеспособности… Пришлось бежать к ближайшей станции пневмотрубок, а это не ближний свет. Простите, ради бога!
«Простите, если сможете», — эхом отозвались во мне слова Волкова.
Что-то последнее время передо мной слишком часто извиняются…
Вдруг я почувствовала, что цвета вокруг стали блекнуть, шеф и остальные как будто становились дальше, а я сама — словно отделялась от своего тела. Мне вдруг стало ясно, что я сейчас снова исчезну — как тогда, с булавкой.
Немеющими губами я проговорила:
— Шеф, она использовала на мне булавку…
И меня не стало снова.
Я сидела в карете скорой помощи, на моих коленях сидел Василий Васильевич Мурчалов. У ног, закутанный в одеяло, лежал Эльдар Архипович Волков, бывший временный хозяин. Еще здесь же был медик, имени которого я не знала. Он спрашивал у Василия Васильевича Мурчалова, кто мой ближайший родственник, и говорил, что меня нужно доставить в больницу.
Василий Васильевич Мурчалов возразил ему — в больницу меня не нужно.
— Да вы посмотрите, она же в кататоническом состоянии! — фельдшер пощелкал у меня перед лицом пальцами.
— Она в нормальном состоянии, — сказал Василий Васильевич Мурчалов. — Все, что ей нужно, это попасть домой, и она будет в порядке!
— Не могу я выпустить ее в таком состоянии! — сказал фельдшер. — Вы хоть инспектора спросите!
Волк у моих ног жалобно заскулил.
— Вот, даже собака со мной согласна!
В карету скорой помощи заглянул инспектор Дмитрий Николаевич Пастухов.
— Что тут происходит? — спросил он.
— Анна, — сказал Василий Васильевич Мурчалов. — На ней использовали… ты знаешь что.
— Что ты знаешь что? — спросил фельдшер.
— Не твой уровень допуска, парень, — сказал Дмитрий Николаевич Пастухов. — Постой, она же нормальная была только что! Как это понимать?
— Если бы я знал! — сказал Василий Васильевич Мурчалов.
Он обратился ко мне:
— Анна, что с вами произошло?
Василий Васильевич Мурчалов не был Хозяйкой. Я не могла отвечать на его вопросы. Я молчала.
— Знаете что, барышня, как насчет выпить горячего чаю? — фельдшер положил руку мне на плечо.