Ген подчинения

Мадоши Варвара

Впрочем, не успела я откусить, как в столовую вошла Антонина — как всегда, с непроницаемо каменным выражением лица и поджатыми губами.

— К вам посетительница, Василий Васильевич, — сказала она. — Я проводила ее в ваш кабинет.

Сперва я удивилась: посетительница во время завтрака — как это неуместно! К шефу обычно обращались люди интеллигентные, которые не подгадывали свой визит к приему пищи.

Только потом мои глаза упали на циферблат часов и я поняла, что гостья явилась во вполне приемлемое

время: было уже почти десять. Надо же. Мне и в голову не пришло, что я так долго переодевалась.

Тут же я вспомнила, как подолгу замирала то с одним предметом туалета в руках, то с другим. А расчесывание и вовсе отняло целую вечность.

Неожиданно остро уколола злая, почти презрительная обида на саму себя. Как это я так!..

Мурчалов посмотрел на меня через стол.

— Прошу меня извинить, Аня, мне нужно принять клиентку. А вы не торопитесь, доедайте и присоединяйтесь, если разговор еще будет идти.

Я отложила булку в сторону.

— Спасибо за предложение, шеф, я сыта.

Мне в самом деле расхотелось есть. Последние дни и обед, и вечерний чай, и утренний чай мне чаще всего приносила Антонина и стояла над душой, пока я не поем. Сегодня вроде бы аппетит разыгрался, но приступ злости свел его на нет.

Непривычное для меня состояние: раньше я всегда садилась за стол голодная, а в промежутках еще и перекусывала. Забыть поесть казалось мне невозможным. Уж не одно ли это из усовершенствований в человеческом организме, предусмотренное моими создателями? Чтобы иметь сильные мышцы, острое зрение и нюх, человек должен хорошо питаться.

Об этом гадко было даже думать.

Чтобы оборвать ставшую привычной спираль мрачных мыслей, я встала.

— Пора мне возвращаться к своим обязанностям.

Мурчалов внимательно посмотрел на меня.

— Как хотите. Но не перенапрягайтесь, мы с Прохором вполне способны дать вам отдохнуть, сколько потребуется.

Еще бы им не дать. Все равно от меня никакого толку.

Но уж по крайней мере вести записи для шефа я могу. И лучше, чем Прохор: в отличие от него, пишу я быстро и аккуратно. У личного слуги шефа много достоинств, но чистописание в их число не входит.

Мы поднялись в кабинет шефа.

Почему-то при мысле о клиентке или гостье я успела представить себе относительно молодую женщину — пришла к Мурчалову, чтобы он собрал для нее сведения либо о муже, либо о деловых партнерах. Почему-то я совершенно не ожидала увидеть пожилую, даже откровенно старую даму.

И уж тем более я не ожидала, что узнаю ее. Это была старушка, которую я видела на Спасо-Илаевском кладбище пару месяцев назад, когда «расследовала» дело украденной собаки Ангелины.

Теперь я рассмотрела ее значительно лучше.

Дама была одета очень, очень опрятно и немного старомодно —

это бросалось в глаза в первую очередь. Знаете, бывают люди, у которых одежда словно отутюжена и накрахмалена за пять минут до выхода из дома? Вот она была из таких. Во вторую очередь становилось понятно, что одежда эта очень богатая — но только если внимательно приглядеться. Мне стало это понятно лишь по текстуре ткани: такое редко увидишь в мануфактурных магазинах, где я предпочитаю одеваться!

И только я обратила на это внимание, как тут же заметила и другое: платье и болеро дамы были пошиты очень, очень давно. Не «слегка старомодное», а «очень старомодное» — но настолько простой и элегантный покрой, что за двадцать или тридцать лет не вышли из моды! Или мне так показалось? В моде ведь я не особенно разбираюсь. Хватит, налепила уже ошибок! Надо прекращать делать о людях выводы по внешности.

Но вряд ли я могу ошибиться, если скажу, что глаза нашей гостьи смотрели неожиданно молодо, ясно. Такие взгляды иной раз называют лучистыми.

Дама улыбнулась нам, показав ямочки на щеках.

— Доброе утро, господин Мурчалов! — сказала она. — Вы еще более пушисты, чем мне о вас рассказывали!

У нее был чуточку по-старушечьи надтреснутый, но все равно на редкость приятный голос. Впрочем, это я помнила еще по кладбищу.

— Рад, чрезвычайно рад визиту! — промурлыкал шеф, вскакивая на стол перед посетительницей. — Если я не ошибаюсь, Байстрюк Галина Георгиевна?

— Ваша осведомленность делает вам честь, — сказала дама. — Польщена! Не думала, что через столько лет после ухода от дел меня все еще будут узнавать!

— Как же не узнать самую знаменитую женщину Необходимска? — спросил Мурчалов.

— Самую богатую, вы хотите сказать? — улыбнулась Галина Георгиевна. — Вы мне льстите! Состояние Татьяны Афанасьевны, вероятно, побольше моего.

Ничуть не смутившись меркантильного оборота, которое приняло обсуждение, шеф уселся на стол и обернул хвостом передние лапы.

— Если говорить об оборотах ее кумпанства — безусловно. Если говорить о ее личном состоянии… Но прошу меня извинить за невольно допущенную неделикатность!

— Нет, что вы, это я позволила себе вульгарность, — возразила Галина Георгиевна. — Слава богу, в моем возрасте уже можно позволить себе что угодно, за исключением лишней чашки кофе за ужином! Но перейдем к делу. У молодого известного специалиста вроде вас их наверняка множество, не хочу отнимать время.

— Для вас времени у меня сколько угодно, — склонил голову шеф.

Я знала, что он не лукавит: хоть я и не занималась делами последнюю неделю, нетрудно было понять, что в сыщицкой работе царит затишье, раз шеф всего себя отдал организации детской для своего котенка.