Генерал Деникин. Симон Петлюра
Шрифт:
Недовольство Деникина существовавшим положением было широко известно. Хотя в политику он не вмешивался, многие считали его позиции антиправительственными и контрреволюционными. Это привело к нему в Минск В. М. Пуришкевича, слывшего тогда закоренелым консерватором. Оп предложил генералу присоединиться самому и привлечь офицеров к тайному обществу по борьбе с анархией, советами, за установление военной диктатуры или диктаторской власти Временного правительства. Деникин ответил, что нисколько не сомневается в его «глубоко патриотических побуждениях», но ему «с ним не по пути».
Объезд фронта и знакомство с его позициями, командирами и солдатами произвели на Деникина удручающе впечатление. Корпус генерала И. Р. Довбор-Мусницкого имел почти нормальный вид. Большинство же частей, внешне сохраняя подобие строя, во внутренней жизни уже подверглось разложению. При обходе рот и в беседах солдаты
Эта сцена осталась в памяти у Деникина на всю жизнь. «Боже мой, — ужасался он и потом, — что сделалось с людьми, с разумной Божьей тварью, с русским пахарем… Одержимые или бесноватые, с помутневшим разумом, с упрямой, лишенной всякой логики и здравого смысла речью, с истерическими криками, изрыгающие хулу и тяжелые, гнусные ругательства. Мы все говорили, нам отвечали — со злобой и тупым упорством. Помню, что во мне мало-помалу возмущенное чувство старого солдата уходило куда-то на задний план, и становилось только бесконечно жаль этих грязных, темных русских людей, которым слишком мало было дано и мало поэтому с них взыщется. Хотелось, чтобы здесь, на этом поле, были, видели и слышали все происходящее верхи революционной демократии. Хотелось сказать им: «Кто виноват, теперь не время разбирать. Мы, вы, буржуазия, самодержавие — это все равно. Дайте пароду грамоту и облик человеческий, а потом социализируйте, национализируйте, коммунизируйте, если… если тогда народ пойдет за вами».
А пока многочисленные агитаторы разъезжали по фронту, от части к части, уговаривая солдат принять участие в готовящемся наступлении. Редактор приказа № 1 Соколов потребовал от того же Сурамского полка именем совета рабочих и солдатских депутатов приготовиться к исполнению своего революционного долга. В ответ солдаты избили его до полусмерти. В 10-й армии они отказались слушать Брусилова, поскольку перед тем им обещали, что к ним приедет сам «товарищ Керенский». Пришлось вызывать его. После встреч с частями, он решительно сказал Брусилову: «Ни в какой успех наступления не верю».
Между тем запущенное колесо набирало темпы. К наступлению призывали Временное правительство, командный состав, все офицерство, либеральная демократия, оборонческий блок советов рабочих и солдатских депутатов, комиссары, почти все высшие и многие низшие войсковые комитеты. Но против выступало меньшинство революционной демократии — большевики во главе с Лениным, левые течения среди эсеров (Чернов) и меньшевиков (Мартов), а самое главное — часть успевшей демократизироваться армии.
Первоначально Верховный главнокомандующий Брусилов планировал, исходя из своего опыта, обретенного на Юго-Западном фронте в 1916 г., одновременно двинуть в наступление армии всех фронтов. Но, столкнувшись с психологической неготовностью войск, решено было развертывать поочередное наступление фронтов. Первым должен был выступить Западный фронт, имевший второстепенное значение, или Северный фронт с демонстративными целями, чтобы отвлечь силы противника от главного направления удара, нанесение которого возлагалось на Юго-Западный фронт. Но Западный и Северный фронты оказались не готовы к предназначенной им миссии «первопроходцев». Поэтому верховное командование отказалось от стратегической планомерности и передало инициативу перехода в наступление на усмотрение фронтов по мере их готовности, по с условием, чтобы они чрезмерно не задерживались и не давали возможности противнику перебрасывать крупные контингенты войск на дальние расстояния.
Такую стратегию Деникин характеризовал как упрощенную революцией, по считал, что она вполне могла бы принести большие результаты даже в масштабе всей мировой войны. Эта его точка зрения тем более интересна, что историки, освещая наступление русских войск летом 1917 г., считают, что оно было обречено на провал с самого начала, поскольку не опиралось на
В конце концов летом 1917 г. было решено: 16 июня в наступление переходит Юго-Западный фронт, 7 июля — Западный, 8 июля — Северный, 9 июля — Румынский. И в соответствии с планом, 16 июня войска Юго-Западного фронта под командованием генерал-лейтенанта А. Е. Гутора (1868–1938) перешли в наступление. Ему предшествовала небывалой силы артиллерийская подготовка. Такой канонады никто еще не слышал. За два дня непрерывной стрельбы артиллеристы разрушили сильные укрепления противника, после чего 18 июня полки двинулись в атаку. За два дня славных боев 7-я и 11-я армии пленили 300 офицеров, 18 000 солдат, 29 орудий, взяли большое количество военного снаряжения и продвинулись вперед. Весть о победе на фронте разнеслась по всей России. Керенский доложил Временному правительству: «Сегодня великое торжество революции. 18 июня Русская революционная армия с огромным воодушевлением перешла в наступление и доказала России и всему миру свою беззаветную преданность революции и любовь к свободе и Родине… Русские воины утверждают новую, основанную на чувстве гражданского долга, дисциплину… Сегодняшний день положил предел злостным клеветническим нападкам на организацию русской армии, построенную на демократических началах».
Но действительность была куда суровее. Продвижение войск 7-й и 11-й армий вскоре застопорилось. Противник бросил против них свои резервы. Деникин, осознавая, что ему не удастся своевременно поднять войска Западного фронта в наступление и тем самым облегчить положение Юго-Западного фронта, совершил своеобразный военно-дипломатический маневр. Чтобы удержать против себя немецкие дивизии, он уже 18 июня издал приказ войскам своего фронта в полной уверенности, что он станет известным противнику: «Русские армии Юго-Западного фронта нанесли сегодня поражение врагу, прорвав его линии. Началась решительная битва, от которой зависит участь русского парода и его свободы. Наши братья на Юго-Западном фронте победоносно двигаются вперед, не щадя своей жизни, и ждут от нас скорой помощи. Мы не будем предателями. Скоро услышит враг гром наших пушек. Призываю войска Западного фронта напрячь все силы и скорее подготовиться к наступлению, иначе проклянет нас народ русский, который вверил нам защиту своей свободы, чести и достояния…». И расчет оправдался. Тем более, что газеты, в нарушение тайны операции, опубликовали этот приказ. Немцы незамедлительно откликнулись разбросанными по линии фронта прокламациями: «Русские солдаты! Ваш главнокомандующий Западным фронтом снова призывает вас к сражениям. Мы знаем о его приказе, знаем также о той лживой вести, будто наши позиции к юго-востоку от Львова прорваны. Не верьте этому. На самом деле тысячи русских трупов лежат перед нашими окопами… Наступление никогда не приблизит мир… Если же вы все-таки последуете зову ваших начальников, подкупленных Англией, то тогда мы будем до тех пор продолжать борьбу, пока вы не будете лежать на земле…».
25 июня 8-я армия Юго-Западного фронта под командованием генерала Корнилова решительным наступлением прорвала германский фронт на протяжении 30 верст. Захватив в плен 150 офицеров, 10 000 солдат и около 100 орудий, овладела Галичем, часть сил перебросила за Днестр, открыла себе дорогу на Долину-Стрый и поставила в крайне сложное положение главную квартиру немецкого главнокомандующего Восточным фронтом. Немцы, срочно перебросив ко 2 июля крупную группировку сил, сумели преградить ей путь и перейти к позиционным боям.
В этот критический момент на фронте часть войск Петроградского гарнизона, поддавшись пропаганде большевиков, по их призыву подняла антиправительственный мятеж. Наиболее радикально-экстремистски настроенные большевики тогда пришли к выводу о том, что в стране вполне назрела ситуация для захвата власти. Спустя несколько дней после провала авантюры, Ленин начал открещиваться от нее, как и советская историография на протяжении всего времени своего существования. Однако факты — упрямую вещь — большевики не сумели опровергнуть сколько-нибудь убедительным образом. В те же дни столичный взрыв вызвал в стране широкий резонанс. Особенно тяжко, деморализующе отозвался он на фронте.