Гений из Гусляра
Шрифт:
К счастью для Мирослава, цепь была настолько тяжелой, что Лика не смогла ее поднять и задушить юношу. Наоборот — она, Лика, сама взлетела в воздух и брякнулась рядом с Мирославом.
— Ты что, — ахнула она, переводя дух, — приковал ее, что ли?
И тут только Мирослав смог настолько собраться с духом, что произнес:
— Кем мне быть, пруха полезла!
На своем простом языке он поведал Лике о том, как исполнилось его желание.
Лика была женщиной неглупой, поэтому она
— А еще два желания, где они?
— Тю-тю, — сказал Мирослав, поглаживая цепь, как мать гладит по головке красивого ребеночка. — Я ее отпустил.
— Ты что, кретин, что ли?
— А шо? — Мирослав не мог понять, чем он прогневил женщину, к которой питал самые добрые чувства, то есть хотел лежать с ней на сеновале. — Я — ей, она — мне.
— А еще два желания! Господи, мне столько всего не хватает!
— А ты попроси, — сказал Мирослав. — Может, она еще не уплыла?
Лика бросилась к берегу.
— Эй, — сказала она негромко. — Рыбка, ты где?
Никакого ответа.
— Слушай, — продолжала Лика уже погромче. — Отзовись. Если тебе чего надо, я тебе обеспечу, я в этом городишке не последний человек. Говори, что тебе надо.
Молчание.
Как будто Лика с рыбой разговаривает, а та молчит, как рыба.
— Ты думаешь, я верю, что ты меня не слышишь? Никуда ты не делась. Ты своих товарок поджидаешь. Думаешь, сачканула — и с концами? Фига с два! Я тебя из-под воды достану! А ну, отзывайся — и сразу за работу!
Молчание.
Но потом раздался долгий глубокий вздох, будто вздохнула корова, а не золотая рыбка.
— Стыдно? — спросила Лика.
Недалеко от берега по воде пошли круги, появился небольшой рыбий ротик, что-то золотое сверкнуло сквозь водоросли.
— Как договаривались, — сказала рыбка.
— С кретином договаривайся, не договаривайся — сделка значения не имеет. Тебе любой психиатр скажет.
— Ну я же не могу на тебя работать, — сказала рыбка. — Мой хозяин сидит под гнетом золота.
И тут рыбка замолкла и надолго, потому что по реке промчался катерок, загрохотал, завонял, надымил.
Лика обернулась к Мирославу, который покорно сидел, опутанный золотой цепью.
— Ну, давай, мыслитель, — торопила Лика. — Загадывай для меня два желания.
— А мне? — спросил мыслитель.
— А ты уже получил в валюте, — ответила Лика.
— Я лучше сам еще загадаю.
— Я те загадаю!
— А в натуре! — Мирослав, как мог, поднялся и крикнул в сторону реки: — Эй ты, золотая, блин! Давай мне второе желание.
Лика поняла, что ее могут ограбить.
Она пантерой кинулась на Мирослава и стала сильными пальцами сжимать ему челюсть. Мирослав, конечно же, сопротивлялся, хоть и был прикован,
— Желаю! — вопил он. — Желаю, понимаш, желаю... — И тут его охватила тупость. Ведь человеку надо за секунду, в пылу борьбы с красивой и сильной бабой придумать такое желание, чтобы все офигели. И вот — сформулировалось! Изо рта выскочили слова: — Желаю еще одну цепь, длиннее первой. Вот!
А так как цепь возникла и шлепнулась на его голову, то Мирослав исчез под грудой золота.
Но в эту груду проникла правая рука Лики, которая твердо держала молодого человека за глотку.
— Придушу, — убедительно сказала она, — если сейчас не скажешь.
— Больно!
— Повторяй.
Голос Мирослава из-под золотых цепей доносился тускло и хрипло. Он повторял за Ликой:
— Желаю подарить гражданке Леокадии Семеновне Пилигримовой шестисотый «Мерседес» серебряного цвета, дарственная прилагается...
«Мерседес» возник из небытия, как запрошено, серебряного цвета, а Лика принялась разглядывать дарственную, потому что верила в силу официальной бумаги.
— Спасибо, — сказала она груде золота.
Николай Ложкин, бодрый ветеран восьмидесяти шести лет, ворвался домой, пробежал на кухню и вывалил рыбку в большой медный таз для варенья. Залил ее водой и стал любоваться.
Зрелище было впечатляющим: золотая рыбка в золотом тазу, освещенном через раскрытое окно золотыми лучами солнца.
— Ну прямо картина Шишкина, — сказал старик.
Его жена смотрела на рыбку с печалью, потому что была лишена эстетического чувства, к тому же обладала хорошей памятью и не ждала от рыбки ничего хорошего.
Столько лет ее муж ждал возвращения золотых рыбок в Гусляр, каждый день посещал зоомагазин, писал на бумажках списки желаний, сжигал бумажки в пепельнице, жевал пепел, чтобы никто никогда не догадался, а рыбок все не привозили. И жена Ложкина надеялась, что удастся дожить благополучно, не дождавшись новых рыбок и новых переживаний.
Наверное, ее мысли вызовут у вас недоумение. В конце концов, ничего дурного предыдущие рыбки Ложкиным не сделали. Но с тех пор изменилась не только страна, изменился старик Ложкин. Если всю жизнь он был политически активным человеком, то теперь, в глубокой старости, превратился в борца за идеалы прошлого. Программой-минимум для Ложкина стала публикация его собрания сочинений, начиная с заметок в стенгазету «По бухаринскому пути», переименованную вскоре в боевой листок «Смерть наймитам!», до характеристик на соседей и даже детских сказок с измененным классовым содержанием, которые Ложкин писал по поручению домкома.