Гений из Гусляра
Шрифт:
— Долгая жизнь этой персоны протянулась через несколько поколений домашних животных. Рождались, росли, спаривались, старели, дрались и дохли наши современники. И каждый мог быть уверен, что придет в дом № 16 по Пушкинской улице и найдет там заботу и внимание.
«А может, все-таки Ксения? — думал Удалов. — Адрес совпадает. Но ведь я не такой звероненавистник».
— И пускай не все удалось в жизни сделать Ксении Удаловой... — Голос Поликарпыча заметно дрожал. — Но слава и память о ней должны пережить века. Подпись: Кошки города Великий Гусляр. И дальше отпечатки
Под аплодисменты зрителей Поликарпыч сложил лист.
Ираида протянула Ксении большие ножницы.
Ксения стесненно замахала руками.
— Правильно, — сказала Ираида. — Мы поддержали инициативу, создали фонд, получили средства и приняли участие, нам и открывать.
Она подняла ножницы, как дуэлянт шпагу, и, спустившись с трибуны, шагнула к статуе, покрытой брезентом.
Площадь замерла в томительном ожидании.
Ираида разрезала красную ленточку, брезент медленно сполз со статуи и улегся, покрыв постамент.
По площади прокатился шум. Радости и восторга.
Скульптор Овидий Гроза, который, оказывается, таился под брезентом, чтобы удачнее сорвать его, распахнул руки, как статуя Юрия Гагарина на одноименной площади в Москве. Оркестр грянул что-то радостное из Паганини.
И в самом деле, Гроза превзошел себя и, возможно, самого Церетели.
Статуя изображала просто одетую в купальник полную женщину, отдаленно похожую на Ксению Удалову. В одной руке она держала котенка, в другой — мисочку, к которой котенок тянулся. Это была сама доброта, сама забота.
Пока гремели аплодисменты, Удалов, смущенный более, чем его жена, потому что ему теперь до конца дней придется ходить по городу мимо статуи Ксении, обернулся к Минцу.
— Кто это придумал?
— Кошки, — сказал Минц.
— Конкретнее.
— Они накопили денег, они вышли на Ираиду, они дали ей на лапу и помогли создать беспроигрышный фонд благотворительной котофилии.
— Ты знал, но молчал. Почему?
— А весь город знал, хотели сделать тебе сюрприз.
Ираида снова заговорила:
— От имени кошачьей общественности, — сказала она, — мне хотелось бы выразить благодарность гражданину Гаврилову.
Молодой Гаврилов сделал шаг вперед и поклонился.
Кошки замяукали, как ненастроенный симфонический оркестр.
— А он что? — спросил Удалов.
— У него оказалась особенная слюна, — признался Минц. — Он хлеб жевал три месяца без перерыва, за скромную плату. Из пережеванного мякиша статую и сделали. Вечный материал. Она переживет египетские пирамиды.
«Господи, а я ее подозревал...»
Удалов в сопровождении Минца пошел вокруг памятника, чтобы полюбоваться женой с тыла.
Там было пусто, потому что публика шумела перед памятником и возле трибуны, а некоторые уже начали танцевать под оркестр. И тут Удалов в ужасе замер.
Скульптор Овидий Гроза, который рядышком щипал себе бородку, угадал причину испуга пожилого лысенького толстяка.
— Я не виноват, — произнес он. — Это было их специальное желание. Как бы доказательство, что она им родня по духу.
— В конце концов, все мы когда-то были такими, — улыбнулся профессор Минц.
Но чувства внутри Удалова сопротивлялись увиденному. На банкет Удалов идти отказался. Договорился с Максимкой, что тот потом подвезет мать домой.
Сам вышел на высокий берег реки Гусь и стал думать о смысле жизни.
Далеко, в сквере, играл оркестр.
«Ох, и давно же мы спим раздельно, — подумал Корнелий, — Ксения на кровати, а я на диване.
Современная наука на многое способна.
Надо будет сегодня ночью деликатно проверить, не появился ли в самом деле у Ксении пушистый кошачий хвост...»
ЗОЛОТЫЕ РЫБКИ СНОВА В ПРОДАЖЕ
Умные люди говорят: никогда не возвращайся на место, где ты испытал счастье или встретил любовь. Ибо в таком случае тебя постигнет горькое разочарование.
Как-то лет двадцать назад Удалов поехал в Дальние Зубрилки на озеро Кочевое. Была у него с собой одна удочка и крючок, простите за выражение, хлипкий, как мышцы у шахматиста. И что вы думаете — клевало, словно началось великое переселение рыб или крючок был смазан рыбьим героином. За час, пока гигантская щука не откусила крючок вместе с поплавком, Удалов вытащил около шести килограммов различных рыб, включая трех подлещиков, налима, пескарей, карася в две ладони шириной и угря, а угрей в Кочевом отродясь не водилось. Мало кто из друзей в Гусляре поверил в такое везение, впрочем, Удалов и не настаивал, потому что и сам не до конца поверил своему счастью. Тут бы Удалову и почить на лаврах, но захотелось еще раз испытать удачу.
Через три недели он снова отправился на озеро Кочевое, взяв с собой три удочки, набор крючков вплоть до спецкрюка, позаимствованного у коллекционера крючков Ю.К. Зрителя и рассчитанного на крокодилов (спецзаказ, колумбийский вариант), изысканную наживку и сапоги до чресел. Занял то же самое место, напрягся и подвинул к себе поближе ведро для добычи. Он провел там целый день. Подходили местные жители и уговаривали гостя не тратить времени даром, потому что в этом месте рыба не клюет. Удалов посмеивался, но не уходил.
Ушел он, только когда стемнело, ведро оставил, забыл. Да и на что человеку пустое пластиковое ведро?
Хоть бы головастик попался!
Я привожу здесь этот пример, чтобы показать: любая принципиальная мысль отлично иллюстрируется на конкретном житейском уровне. Не столь важно, принес Удалов угря или пескаря — главное: не возвращайтесь на место счастья!
Некогда, лет тридцать назад, когда все мы были молодыми, а обуреваемые тщеславием чиновники не объявили еще Великий Гусляр родиной Снегурочки со всеми далеко идущими последствиями, в городе произошло фантастическое событие, о котором много писали и даже сняли кинофильм. В зоомагазин завезли, вернее всего по недосмотру, партию золотых рыбок. Жители Гусляра довольно быстро раскусили, что к чему, и шустро разобрали товар.