Генрих IV

Баблон Жан-Пьер

Жанна узнала о намерениях своего шурина, когда находилась в пути в свой город Фуа. Поспешно вернувшись в По, она не предприняла никаких действий. Королева Наваррская все еще не решалась ввязаться в вооруженное противостояние. Она даже не разрешила своим дворянам присоединиться к армии Конде.

В это время Беарн был новой Женевой со своей национальной церковью и академией, предназначенной для обучения нового поколения кальвинистов. Всевозможные запреты тяжким бременем легли на плечи беарнцев, с точки зрения королевы чересчур веселых и чересчур распутных. В июле 1566 г. она издала ордонансы, запрещающие сквернословие, пьянство, проституцию, попрошайничество, продажу игральных карт и костей и даже танцы вокруг майских деревьев, специально посаженных на городских площадях. Церковные доходы перешли

в распоряжение кальвинистов или использовались для помощи неимущим. Синод объявил о полном упразднении католицизма в Беарне. Но женевская религия затронула до сих пор только меньшинство беарнцев, особенно просвещенную буржуазию, малочисленную в этой сельской стране, где города были небольшими и редкими. Таким образом, недовольство зародилось именно в народных массах, подстрекаемых к насильственным действиям католическим духовенством, лишившимся своих приходов и имущества.

При содействии испанских агентов и с благословения каноников кафедральных соборов Лескара и Олорона возник заговор, в котором участвовала небольшая группа дворян. Его целью было устранение королевы и ее детей и изгнание протестантских священников. Предполагалось, что событие произойдет в Олороне, где сопротивление католиков было сильнее, чем в По, Жанну вовремя предупредили, но так как кровопролитие претило ее благочестивому характеру, она расстроила планы заговорщиков, не прибегая к насилию. Однако в 1567 г. недовольство разгорелось с новой силой на бурных заседаниях Штатов Беарна. Королева, против которой выступили депутаты дворянства и духовенства, еще больше ужесточила политику и объявила о своем решении окончательно искоренить «идолопоклонство», во всяком случае, в Беарне.

В Нижней Наварре, где было сильно испанское влияние, католицизм продолжал удерживать свои позиции. Использовав в качестве предлога защиту местных свобод, группа наваррских дворян под руководством графа де Люкса подняла знамя мятежа. Жанна попыталась помирить бунтовщиков, послав к ним с отрядом пехоты капитана Лалана, но восставшие арестовали ее представителя и заключили его в замок Гарри. Это прямое посягательство на ее власть глубоко оскорбило королеву, и раз уж они не подчинились ее представителю, она решила послать к ним сына.

Это была первая военная кампания юного Генриха. Он отбыл в феврале 1568 г. вместе с графом Грамоном во главе небольшого отряда беарнских дворян. Операция обошлась без больших потерь, так как бунтовщики сдались без боя. Вернувшись в маленькую столицу горного королевства, Генрих собрал толпу народа и поручил выступить перед ней на местном наречии своему генеральному прокурору Жану д'Этшару. Наваррцы по-отечески были призваны к порядку, и принц заверил их, что ни он, ни его мать «никогда не посягнут на их привилегии, обычаи и свободы и не будут принуждать их сменить религию». В этом и состояли требования населения.

Беарн благосклонно воспринял возвращение наследного принца. Генрих сильно изменился, вырос, утратил свой южный акцент, приобрел безупречные аристократические манеры, но остался таким же весельчаком, как и раньше. Мать решила серьезно взяться за его дальнейшие воспитание. Она приказала возобновить упражнения для развития его физической выносливости, ночные походы, невзирая на холод и снег. Он охотился в Пиренеях на медведей и кабанов, играл в мяч у стен замка По. Но прежде всего Жанна следила за его гуманитарным образованием. Наставником принца она назначила Флорана Кретьена, стойкого гугенота и превосходного гуманиста, который писал по-гречески и по-латыни с безупречностью древних. Генрих не испытывал к нему такой же сердечной привязанности, как к Ла Гошри, но он надолго оставит его при себе и поручит ему преподавать историю и математику юному Рони, а также своему будущему верному помощнику и другу — Сюлли. Возобновилось чтение Гомера, Вергилия и Ронсара. «По правде говоря, мои наставления ему мало пригодились», — с горечью позже скажет Флоран Кретьен.

Но это всего лишь сетования педанта, так как ум принца стал живее и проницательнее, и сам он все больше импонировал окружающим. Когда в 1567 г. он был на карнавале в Бордо, один магистрат отметил: «У нас сейчас принц Беарнский. Нужно признать, что это очаровательное создание. В 13 лет у него все качества

семнадцатилетнего или восемнадцатилетнего. Он мил, учтив и предупредителен. Он всегда говорит кстати, и когда речь идет о дворе, сразу заметно, что он отменно осведомлен, но не позволяет себе сказать ничего лишнего». Другой магистрат добавляет: «Он изо дня в день умножает число своих верных слуг и с удивительной легкостью завоевывает сердца. Мужчины его почитают и уважают, дамы им восхищаются. Хоть у него рыжие волосы, они не находят его из-за этого менее привлекательным. У него очень правильные черты, нос ни слишком большой, ни слишком маленький, глаза ласковые, лицо смуглое». Стало быть, в те времена Генрих уже владел искусством обольщения. Он привез в Бордо моды французского двора, балы и маскарады, любил попировать, обожал азартные игры, но умел также использовать своих почитателей. «Когда у него не было денег, он посылал тем, кого считал своими друзьями, долговые расписки и просил либо отослать их обратно, либо прислать сумму, которая в них значилась. Посудите сами, был ли дом, где бы ему отказали». Вряд ли Жанна одобрила бы такое поведение, но на карнавале в Бордо ее не было.

1567 год открывает бесконечную серию всевозможных историй о Генрихе, о его остроумии и находчивости. Возвращение на родину стимулировало его хорошее настроение и, несмотря на наставления матери, он по-прежнему сохранял свою веселость и жизнерадостность. Все забавные истории о нем так или иначе повторяют три основных мотива: находчивость, отвага и женщины. Вот один из самых давних анекдотов. Генрих, которого ждали в городе Лектуре, прибыл раньше срока и у городских стен, где его должны были встретить местные власти, увидел сборище нищих, последовавших за ним через ворота. Сопровождаемый этим внезапным эскортом, он встретил магистратов и сказал им: «Сколько вы затратите, господа, чтобы попотчевать меня сегодня? Не менее шестисот ливров. Так вот, отдайте их этим добрым людям, а завтра вы будете моими гостями».

Эпизод в Лектуре произошел, вероятно, во время инспекционной поездки по стране, которую королева поручила сыну. В стране не восстановилось спокойствие, и наваррский заговор не остался без последствий. Екатерина Медичи тайно поддерживала мятежников и их вождя, графа де Люкса, которого она наградила цепью королевского ордена святого Михаила. В 1568 г. ее представитель, Мот-Фенелон, неоднократно пытался добиться прощения для заговорщиков и уговорить Жанну вернуться с детьми ко двору. В июле, когда характер переписки между двумя королевами внушал надежды на перемирие, Генрих воспользовался этим обстоятельством, чтобы потребовать полного осуществления своих обязанностей наместника Гиени, то есть отстранения Блеза де Монлюка, который был назначен на период его несовершеннолетия.

Бегство

Война в Голландии поставила под вопрос примирение двух королев. Испанские войска одержали победу над гезами, но гугенотская партия во Франции приняла сторону восставших. Королева-мать больше всего боялась ответных мер со стороны короля Испании, крайне разгневанного тем, что Франция помогала мятежникам. Она также с удивлением констатировала явное нежелание своих католических подданных соблюдать эдикты о веротерпимости. Настал момент расправиться со всеми вождями протестантской партии, кем бы они ни были, чтобы обезглавить оппозицию. Она отдала приказ арестовать Конде, Колиньи, Андело, кардинала де Шатильона и, разумеется, Генриха Наваррского. После чего направила в Гасконь Жана де Лосса, бывшего наставника принца, поручив ему привезти последнего, будь-то по доброй воле либо «хитростью или силой, когда он будет охотиться».

Намерения Екатерины Медичи стали известны другой стороне. 15 августа 1568 г. Жанна спешно вернулась из Тарба в Нерак. Для ее защиты туда прибыли вооруженные отряды гугенотов. Возвращение Ла Вопильера, которого она послала ко двору требовать претворения в жизнь эдикта о мире, положило конец всем ее сомнениям: отныне любой компромисс был невозможен, монархия решила открыто бороться с гугенотами. Жанне ничего не оставалось, как уступить настойчивым просьбам своих приближенных «сесть с детьми в одну лодку с протестантами». Так королева Наваррская стала во главе французской Реформации.