Генрих IV
Шрифт:
Положение Майенна становилось все более щекотливым. С Филиппом II он был связан обещанием посадить на престол инфанту, что являлось условием для выплаты ему нескольких тысяч экю. Клемент VIII, со своей стороны, поручил своему легату добиться выбора короля, «преисполненного в душе веры в истинность католической религии», и не допустить признания отступника. Поэтому Майенн не мог позволить парижанам вести переговоры с врагом. Он прибегнул к привычным средствам: использовал для агитации проповедников и теологов Сорбонны, но парижане их больше не слушали. В Ратуше 31 октября, а также 4 и 6 ноября состоялись собрания. Майенн отправился на них, чтобы надавить на присутствующих: «Чего хочет этот народ? Что еще я должен для него сделать?» — «Монсеньор, он требует короля». — «Но когда он у них будет, разве этот король сделает больше, чем делаю я?»
Но третье собрание проголосовало за то, чтобы послать делегацию к королю. Генрих IV в свою очередь приказал парламенту Шалона вынести постановление, которое категорически осуждало выборы короля Франции собранием мятежников и запрещало
Однако Филипп II не собирался уступать. Александр Фарнезе получил приказ подготовить третье наступление, чтобы воздействовать на депутатов предстоящих Генеральных Штатов как силой, так и подкупом. Добиться от них голосования, соответствующего желаниям Мадрида, — значит увенчать успехом тридцать лет психологического давления, стоившего тонн золота и тысяч погибших. Для большей гарантии успеха своих планов он потребовал созвать Генеральные Штаты в городе, контролируемом испанскими войсками, — или в Реймсе, или в Суассоне. Если совет Шестнадцати согласился с его решением, то Майенн не собирался жертвовать семейными притязаниями в угоду королю Испании и заявил, что Генеральные Штаты будут заседать в Париже. Мадрид приказал Фарнезе выступить в поход. 20 ноября испанский авангард снова перешел границу, и испанский генералиссимус уже готовился выехать ему вслед, как вдруг резко ухудшилось его здоровье. Через две недели он умер. После смерти Гиза это был второй подарок судьбы для Беарнца. С исчезновением с европейской сцены великого испанского полководца, который уже дважды его обыграл, король мог надеяться на успех своих военных операций. Испания не сможет найти достойную замену Фарнезе. В Париже совет Шестнадцати тяжело переживал этот неожиданный удар. Он попросил, чтобы во главе испанских войск стал сын Фарнезе или эрцгерцог Эрнест Габсбург, сын императора Рудольфа II. Эрнест действительно был назначен наместником Нидерландов, а герцогу Фериа поручили возглавить армию, но упущенное время уже не будет наверстано.
Приближалась дата открытия Генеральных Штатов. 20 декабря число депутатов, которые смогли добраться до Парижа, было столь незначительным, что заседание пришлось перенести на 17, а потом на 25 января 1593 г. Депутаты один за другим прибывали в столицу. Большинство из них были за победу Лиги, которую они считали единственным гарантом сохранения католической религии, но существовало много нюансов. Во-первых, были представлены не все провинции. Никто не приехал из Лангедока, и только несколько человек из Гиени. Во-вторых, испанское золото создаст раскол во мнениях. Депутаты получали от своих избирателей по 3 или 4 экю в день, следовательно, они вполне могли пренебречь субсидиями Мадрида, однако отказались лишь немногие. Испанские деньги приняли все депутаты от духовенства, кроме пяти, а также большинство депутатов от третьего сословия. Меньшинство третьего сословия и все дворянство разделились на два лагеря — майеннисты и «политики».
Генеральные штаты лиги
Заседание открылось 26 января 1593 г. в Лувре. Его открыл Майенн. Призвав Штаты выбрать католического короля, он вдруг предложил кандидатуру своего сына, маркиза де Майенна. Толстяк герцог не был оратором. Он так тихо пробормотал свою речь, что не все расслышали его неожиданное предложение. За ним слово взял кардинал Пелльве, епископ Реймский и председатель палаты духовенства. Он предложил кандидатуру короля Испании, что возмутило половину зала.
Генрих IV из Шартра внимательно следил за развитием событий в Париже. Оружие молчало, хотя Майенн и попытался напасть на короля в Ла Рош-Гийоне. «Мой кузен Майенн — великий полководец, но я просыпаюсь раньше, чем он», — съязвил король. Его окружение не скупилось на насмешки над этими жалкими депутатами. Образованный д'Обинье сравнивал их с депутатами Штатов, которые отдали Францию англичанам в 1420 г., ратифицировав договор в Труа, и подчеркивал их ничтожность: «Штаты, где нет принцев крови, офицеров короны, канцлера, маршалов Франции, председателей судебных палат, прокуроров, адвокатов и почти нет дворян». Однако призыв Майенна и решения депутатов могли повлиять на мнение окружающих короля католиков, принцев, прелатов, офицеров и дворян. Чтобы опередить события, Генрих IV предложил им самим ответить на призывное пение сирен из Лиги. Это был мастерский ход. «Предложение», подписанное 27 января вельможами в Шартре, перенацелило против лигистов их же аргументы: поскольку дворяне из Святой Унии так ратуют за восстановление мира и спасение религии, почему же они не договариваются с роялистами? Не рискуют ли они стать единственными виновниками всех общественных бедствий, отказываясь от переговоров?
Предоставив слово своим дворянам, через два дня король заговорил сам и сделал еще один шаг навстречу католикам. «Мы отнюдь не перестали желать созыва собора, в чем нас обвиняют бунтари… И если есть лучшее и более быстрое средство для нашего наставления, мы далеки от того, чтобы его отвергать, совсем наоборот, мы от всей души согласны на него». Затем он отчитал Майенна, единственного зачинщика войны, и депутатов, этих мятежных подданных, голосование которых он счел недействительным, а решение их приравнял к оскорблению величества. В тот же день ушла депеша в Венецию. Итальянские государства не должны заблуждаться: Генеральные Штаты, созванные Майенном, Пелльве и легатом, — это «дерзкая и безрассудная затея».
Фракция майеннистов и происпанцев, безусловно, рассчитывала на несколько дней отвлечь противника, чтобы за это время выбрать короля и дождаться
А выборы короля предвиделись не скоро. «Майенн скорее отдаст корону турецкому султану, чем согласится на выборы короля из французов, разумеется, если это не будет он сам» — сообщал в Мадрид испанский посол. Майенн покинул столицу, чтобы договориться с эмиссарами Филиппа II и герцога Фериа, прибывшими в Суассон. Он готов был отдать Испании все — Пикардию и Прованс, крепости в Бретани и на Севере, если только Фериа поддержит его права или права его сына. Но Фериа прибыл с заданием способствовать избранию собственного короля или инфанты. Самое большее, что он мог пообещать Майенну, это Бретань в наследственное владение, Пикардию в пожизненное владение, наместничество и много золота. Через две недели скрепя сердце Майенн согласился. В его распоряжение отдали 4500 солдат, которых привел граф Мансфельд, и он выместил свое негодование на городе Нуайон, с превеликим трудом отняв его у роялистов. Фериа продолжал свой путь и 9 марта вошел в Париж, встретивший его без всякого энтузиазма. Его король поручил ему купить голоса депутатов. Из 200000 экю, которые Фериа попросил для этой цели, он получил только 30000. Не имея возможности заручиться голосами всех депутатов, испанец вынужден был предложить вознаграждение лишь старшинам кварталов. Те отклонили его предложение, так как за эти несколько недель патриотизм парижан сильно возрос, а бестактность Фериа еще больше усилила антииспанские настроения.
Однако он не потерял надежды повлиять на голосование до возвращения Майенна и до начала переговоров с Беарнцем. Получив согласие Штатов на выступление, он 2 апреля произнес перед депутатами длинную обличительную речь, охватывающую двадцать последних лет французской политики. Франция неблагодарна. Пора бы ей выразить Испании признательность за помощь, которую она всегда от нее получала, и лучшим проявлением этой признательности была бы корона, предложенная Филиппу II. Депутаты переглядывались, изумленные этим неожиданным поворотом. Чтобы рассеять неприятное впечатление, слово взял Пелльве. Он начал с защиты французской монархии, а закончил дифирамбами в адрес испанского короля. Но его речь была принята холодно. После ухода Фериа депутаты продолжили обсуждение предложений роялистов и назначили своих представителей: д'Эпинака, Жаннена, Вилльруа, Белена и Де Местра.
Последняя миссия Морнея
Для Генриха IV было чрезвычайно важно, чтобы состоялись эти переговоры, так как он начал сомневаться в верности своего окружения. «Третья партия» нашла сторонников среди придворных прежнего короля, используя колебания герцога Неверского или недавно вошедшего в Совет сына маршала Бирона. Ходили слухи, будто заговорщики хотят отдать корону молодому кардиналу Бурбонскому и женить его на испанской инфанте. Что касается короля Наваррского, то его собирались заключить в тюрьму или еще лучше, умертвить. Сам он говорил: «Такие свободные птицы, как я, не в состоянии жить в клетке». На самом же деле заговор в пользу кардинала, заикающегося, робкого и к тому же больного человека, был непомерно раздут слухами. Главное заинтересованное лицо, вероятно, в него верило, но остальные пользовались им как пугалом, чтобы оказать давление на короля. Сам Генрих IV, возможно, намеренно преувеличивал опасности, подстерегающие его в первые месяцы 1593 г. Протестанты же спрашивали себя, что им предстоит в будущем, если король отречется от протестантства. Будущее беспокоило также губернатора Сегюра, Морнея, творца королевских побед, раздираемого между верностью гугенотам и преданностью своему государю. Он долго верил, что затянувшиеся религиозное противостояние может кончиться компромиссом, в результате которого непримиримые противники объединятся. В феврале Генрих IV отправился в долину Луары в надежде, что лигистский Орлеан распахнет перед ним ворота, потом в Тур, чтобы посетить свой парламент, потом в Сегюр, чтобы навестить своего старого друга Морнея. Гугенот снова изложил королю свои экуменические планы. Ему следует порвать с папой, протянуть руку галликанским католикам и созвать национальный собор. Объединенная французская церковь будет детищем короля, которому не придется выбирать между конфессиями. Генрих IV больше не придавал значения этим утопическим планам. Действительность научила его не стремиться к невозможному примирению, а искать средства для смягчения антагонизма.
Поручения, которые он намеревался возложить на своего старого друга, преследовали именно эти цели, и в сфере куда более приземленной, чем великие замыслы протестанта: Морней должен был уладить для своего короля острые проблемы, поставленные перед ним самыми близкими ему женщинами — его женой и сестрой.
Что касается королевы Маргариты, ведущей странную жизнь жрицы любви в овернском замке Юссон, то Морней уже давно искал приемлемого решения, чтобы избавить короля от брачных уз. Как человек и политик, король, безусловно, страдал от неловкой комической роли мнимого холостяка. Брак был для монарха необходимостью. Более того, союз с какой-нибудь европейской принцессой мог обеспечить прочный союз с соответствующей иностранной державой. Поэтому Морней взял на себя трудную и неблагодарную задачу — развести и снова женить короля. Он написал королеве, желая узнать ее мнение по этому поводу. Маргарита согласилась заявить, что у нее есть некоторые сомнения в законности ее брака с королем. Она сослалась на три причины: отсутствие разрешения папы, кровное родство и различие религий. Генрих IV одобрил первые шаги и поручил Морнею продолжать в том же духе.