Герберт
Шрифт:
– Ты меня не слушаешь?
Герберт бессмысленно смотрел на ярко освещенную карту.
– Ты не слушаешь меня?
– переспросила бабушка, пытаясь заглянуть ему в глаза.
– Ой, прости, пожалуйста, я задумался.
– Ты сказал, что отец самый здоровый человек в Швейцарии.
– Когда я это сказал?
– Да только что.
– Не может быть.
– Ты так и сказал, Герберт.
– Значит, я имел в виду душевное здоровье.
– Мне кажется, Герберт, тебе совершенно все равно, что будет со мной и отцом.
– Неправда, вы мне совсем небезразличны.
– Как же ты думаешь обо мне?
Герберт состроил на лице мечтательное выражение и сказал:
– Хорошо.
– Не огорчай меня, Герберт.
– Ладно, не буду.
Бабушка смягчилась:
– Ужин я могу сейчас приготовить.
– Я ужинать не буду.
– Почему?
– Я уже поел.
– И где же ты поел?
– Какая разница, есть я уже не хочу.
– Может, ты выпьешь немного молока?
– Хорошо, молоко я выпью. Знаешь что, бабушка, принеси мне кусок сыра.
– Сыр ты никогда не ел, Герберт. Что с тобой случилось?
– Ничего, просто, пока я разговаривал с тобой, кусок сыра стоял перед глазами как наваждение.
Через некоторое время бабушка вернулась. В одной руке она несла высокий стакан с молоком, в другой - тарелочку с двумя тоненькими ломтиками сыра. Она поставила молоко и сыр на журнальный столик и села напротив.
Вот опять начинается. Сейчас она решила, что я достаточно отдохнул. Ее забота дает ей право вмешиваться в мой мир, но в конце концов никто не виноват, что у нас есть родственники. Все равно она будет спрашивать, а я буду что-нибудь отвечать. И ссориться с ней не хочется, вообще не хочется с ней говорить, но я должен.
– Знаешь, бабушка, я очень устал. О том, что со мной происходило в Швейцарии, я тебе расскажу завтра. Сейчас я пойду в ванную, а потом буду спать.
– Ты не хочешь разговаривать со мной.
– Не в этом дело, я устал.
– Тебе приготовить ванну?
– Да, если можно.
Герберт представил себе девушку Бербель. Ее густые волосы закрывают лицо, и виден только курносый носик и край губ. Мне холодно, подумал Герберт. Отчего? В комнате очень тепло, а мне холодно.
– Подойди ко мне, - тихо говорит он.
– Ты здесь, ты стоишь рядом. А теперь обними меня за плечи. Ну обними. Руки у тебя холодные, разве это руки - это веточки засохшей маслины.
– Ты очень сильный человек, - отвечает Бербель.
Какая же все-таки пустота, подумал он. Бербель хочет видеть героя там, где его нет и быть не может. В чужих подвигах, в чужой силе и в чужих страстях находит она поддержку.
Он попробовал оторвать ее руки от своих плеч и не смог.
– Я и ты - просто мысленный образ, а на самом деле нас вовсе нет, - говорит Герберт.
– Ты притянула меня к земле и хочешь, чтобы я, сливаясь с тобой, стоял так вечно.
Бербель ничего не отвечает, но руки ее становятся еще теплее, она хочет переждать смутное время с моими руками на своих плечах.
– Я слышу шум, - едва слышно проговорила Бербель, и в ту же секунду он тоже услышал какой-то странный звук. Это похоже на грохот прибоя, звук становится все сильнее и сильнее, у Герберта начинают трястись руки, от вибрации
Звук ушел, и Герберт очнулся. Он стоял посередине комнаты, сжимая руками спинку обычного деревянного стула. Оторвавшись от стула, Герберт подошел к телефонному аппарату и набрал номер. От предвкушения разговора с Бербель у него стало дергаться веко и засосало под ложечкой. В трубке послышался какой-то щелчок, будто ногтем щелкнули по мембране, сразу ощутилось пространство, открылась почти космическая пустота. И конечно же Герберт не мог знать, что номер находится под контролем политической полиции. На двенадцатом сигнале трубку сняли, и знакомый заспанный голос ответил:
– Слушаю.
– Я приехал.
– Да, я слушаю.
– Я говорю, что приехал.
– Кто это говорит?
– Это Герберт, - уставшим и почти равнодушным голосом произнес он.
Наконец она пришла в себя и стала что-то соображать.
– Откуда ты звонишь, когда ты вернулся?
Эти два вопроса последовали один за другим, и он понял, что она проснулась.
– Я вернулся.
– Приезжай ко мне.
– Прямо сейчас?
– спросил он.
– Да, прямо сейчас.
Он шел по темным улицам города в гости к девушке, о которой в Швейцарии почти забыл. Безлюдный настороженный город окутал его тяжелым предощущением катастрофы. Чем ближе он подходил к дому Бербель, тем сильнее становилось чувство страха. Парадное оказалось незапертым, а сам подъезд был хорошо освещен, и Герберт увидел, как на верхней лестнице между двумя бронзовыми женщинами с матовыми электрическими шарами в руках ползает неуклюжее существо, похожее на обезьянку. Один чулок у женщины-обезьянки был спущен до самой щиколотки, на вид ей было лет двадцать пять, она ловила толстого кота, который благополучно переходил с одного края лестницы на другой.
– Вы к кому?
– спросила консьержка и выпрямилась.
– Я к Бербель, она ждет, она очень просила меня приехать, - ответил Герберт, как бы оправдывая свой поздний приход.
– Есть вопрос, который она не может решить сама.
– Что же за вопрос?
– Консьержка не желала прекращать разговора и как ребенок была готова разрушать все условности общения.
Отделавшись от нее, Герберт поднялся на лифте. Дверь в квартиру Бербель была приоткрыта, а сама она смотрела сквозь щелку.
– Входи, я чувствовала, что ты где-то близко, уже десять минут я волнуюсь.
Проходя через прихожую, Герберт ощутил знакомый запах духов, духов женщины Айрис, которая в Швейцарии принадлежала американцам. На Бербель было длинное платье с зеленым бантом, ее роскошные золотые волосы были собраны на затылке в пучок. Однако лицо ее выглядело уставшим - это было будничное лицо, такие лица Герберт часто встречал и на улице, и в метро. Пропала строгая красивость, которая одновременно и восхищала, и отпугивала его.