Герцог грозового мира
Шрифт:
– Никогда не говори: “Я так и думал”, - пока не убедишься, что все и впрямь так, как ты думал, - наставительно произнес Эвальд и сделал ход третьей слева пешкой.
– Видал когда-нибудь такую красоту?
– Ну… Пару раз, - Ровиас постарался выглядеть уверенно, но легкую растерянность вкупе с разочарованием скрыть не сумел.
– Тот человек, с которым мы занимались, говорил, что не надо мешать противнику выставлять подобные дебюты и он проиграет партию сам.
– О, даже так?
– приподнял бровь Эвальд.
– Прекрасно. Вот сейчас мы с тобой это и проверим.
Белые развивались
– Ты столько ходов потратил на пешки, - заметил Ровиас, постепенно начиная разворачивать активность на ферзевом фланге.
– Упустил время.
– Кто знает, кто знает, - загадочно ответил Эвальд. Он только-только рокировался, проведя перед этим немало маневров.
– В некоторых позициях время ничего не значит - разве ты не помнишь мой любимый вариант?
– Забудешь его, - фыркнул Ровиас. Белые пешки на краю пошли в атаку.
– Вот и правильно, - Эвальд переводом коня укрепил фланг. Соперник послал туда ещё больше фигур, намереваясь прорваться, поскольку центр стоял наглухо закрытым.
– Хотя тут совершенно разные позиции. Их роднит лишь то, что сразу не поймешь, что против этого делать.
– Ты меня запутать пытаешься?
– Ровиас уверенно переводил тяжелые фигуры для поддержки атакующих пешек.
– Угу, - хмыкнул Эвальд и решительным жестом двинул вперед пешку, прикрывавшую короля.
Соперник некоторое время удивленно смотрел за нее.
– Что за изощренные способы самоубийства?
– Могу сказать, что это не так изощренно, как жертва ферзя за инициативу, - невозмутимо пожал плечами Эвальд.
– А ведь история шахмат знает и такие примеры. Ходи.
– Да дай ты подумать, а?
– Ровиас пристально изучал эту несчастную пешку.
– А вдруг мне через ход тут будет мат? Выставил невесть что, полез от короля, рожа хитрющая - кто тебя знает, что ты приготовил.
– Действительно, кто меня знает?
– весело согласился Эвальд.
– Мы не засекаем время, так что думай, сколько хочешь.
– И, взяв с блюдца печенье, начал его грызть. Ровиас неодобрительно покосился на друга: судя по всему, он не очень хорошо умел сосредотачиваться, когда рядом кто-то ел.
Юнари, чуть склонив голову набок, изучала позицию. Не очень хорошо разбираясь в шахматах, она могла лишь представлять общую стратегию и на её основе делать выводы. Не только о возможном исходе партии, но и о людях, результатом творчества которых и стала эта партия. Ведь шахматы всегда были творчеством для тех, кто их понимал, и могли отражать характер человека.
– Вот не можешь ты никогда играть нормально, - фыркнул Ровиас. И на всякий случай потащил одну из ладей обратно.
Эвальда это не смутило: он продолжил невозмутимо надвигать королевский фланг, подтаскивая на него фигуры, которые как раз стояли вполне удобно для этого. Белые занервничали и, оставив свое продвижение на ферзевом, бросились укреплять позиции короля.
– Ощущаю себя так, словно у нас позиция с разносторонними рокировками, - тихонько ворчал Ровиас.
– Да чего переживать-то?
– пожал плечами Эвальд с неизменной улыбкой.
–
– Можешь провалиться, а можешь и не провалиться, - Ровиас относился к позиции с большой долей подозрительности.
– Ты просто пытаешься меня заболтать. Внушаешь мне, что на самом деле все это не представляет опасности, но я-то знаю, что ты не пошел бы на такое, если б не был уверен, что это способно принести успех.
Со скептическим выражением лица он двинул коня, пытаясь создать какое-то давление в центре в противовес тому, что творилось на флангах.
– У меня немного другой вариант, - покачал головой Эвальд.
– Я выбираю вариант не по тому критерию, способен ли он точно принести успех.
– А по какому же?
– хмыкнул Ровиас, более смело ставя ладью.
– По тому, сможет ли он стать неожиданностью.
– Черный конь прыгнул вперед.
– Наверное, ты сегодня сыт, раз пропускаешь вилки, - и Эвальд опять безмятежно улыбнулся, глядя на позицию, ставшую для белых совсем плохой.
– Вот потому с тобой и сложно играть, - разочарованно произнес Ровиас, не зная, что делать с конем, нацелившимся на обе ладьи.
– Ты весь сплошная неожиданность. Лез на короля - а вместо угроз мата начал закусывать. Вот и подавись, - вздохнул он, убирая одну из ценных фигур подальше.
– Вообще-то в таких случаях говорят: “Приятного аппетита”, - заметил Эвальд.
– В таких случаях - я имею в виду то, что сейчас мы перейдем в эндшпиль и все станет для тебя печально, потому-то я и не смогу подавиться.
Через пять ходов все это и исполнилось. Черные вынудили противника поменять ферзей, и игра постепенно скатывалась к неутешительному для Ровиаса финалу. Наконец младший брат Хора с трагической миной протянул сопернику руку, когда тот получил три лишних пешки в комплект к своей ладье.
– Сдаюсь, - объявил Ровиас.
– Меняем цвета. И вот тут уже я могу кое-чем тебя удивить.
– Вот как?
– приподнял бровь Эвальд.
– Спасибо, что предупредил.
– И двинул ферзевую пешку - судя по раздосадованному лицу соперника, готовился тот совсем к другому.
– Я ж говорю: одна сплошная неожиданность, - прокомментировал Ровиас.
Они продолжали. Черные снова ставили слона на большую диагональ, а белые невозмутимо выдвигали пешки, и совсем скоро Юнари обнаружила, что позиция почти повторяет начало предыдущей партии - только с переменой цвета.
– Ну вот. Опять, - хмыкнул Ровиас, который тоже это заметил.
– И опять полезешь?
– Кто знает, - неопределенно пожал плечами Эвальд.
На этот раз обе стороны действовали довольно осторожно. Черные выжидали, а белые, укрепив в центре своего коня, старательно маневрировали, более пытаясь развернуть фигурную активность, избегая пешечной. В конце концов произошел размен ферзей, и тут уж началось самое интересное. Вслед за ферзями пошли ладьи, и маневры развернулись с новой силой: конечная фаза игры означала выход на поле неповоротливых королей, каждый из которых стремился прорваться к пешкам соперника, используя пару оставшихся легких фигур. И здесь немалую пользу приносило наблюдение за стратегиями сторон.