Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха
Шрифт:
Геринг же, сам того не зная, приобрел в борьбе против Бормана потенциально весьма влиятельного и предприимчивого союзника. Им оказался министр вооружения и боеприпасов Альберт Шпеер, сформировавший вместе с Мильхом, Геббельсом, Функом и Леем нечто вроде альянса, который намеревался покончить с исключительным влиянием в вопросах внутренней политики, которое оказывали на Гитлера Борман и Ламмерс. Шпеер и компания замыслили оживить Совет по обороне рейха, который целых три года находился в застое по вине своего председателя Германа Геринга. Если бы Совет возобновил работу и стал бы пользоваться всеми полномочиями, которыми был наделен в 1939 году, включая издание указов, то политическая власть и организационные вопросы перешли бы в твердые руки компетентных людей, а фюрер мог бы продолжать изображать выдающегося стратега в своем бункере в Восточной Пруссии.
Все это выглядело перспективно. Оставалось лишь убедить председателя Имперского совета по делам обороны Германа Геринга поддержать эту инициативу… «Поскольку Геббельс и Геринг были в натянутых отношениях после инцидента с рестораном “Хорхер”, – вспоминал Альберт Шпеер, – группа попросила меня переговорить с Герингом. […] Как сообщил мне Мильх, Геринг, обиженный тяжелыми упреками Гитлера за руководство люфтваффе, удалился в длительный отпуск в свою летнюю резиденцию в Оберзальцберге. Он сразу же изъявил готовность принять меня на следующий день, 28 февраля 1943 года. Наша многочасовая беседа прошла в дружеской, непринужденной обстановке. Но я был озадачен […]
Это называется «быть злопамятным»… Но Шпеер обладал определенными дипломатическими способностями, и Геринг согласился увидеться с Геббельсом на следующий день. Они втроем разработали общую стратегию. Геринг настолько воодушевился, что сообщники даже запереживали! Первые шаги должны были предпринять Шпеер и Геббельс, которых 8 марта 1943 года ожидало длительное совещание с Гитлером. Но они не смогли упомянуть о своем плане реанимации Совета по обороне рейха. Дело в том, что фюрер начинал нервничать при одном лишь упоминании фамилии Геринга. Поэтому два сообщника предпочли промолчать. Но уже в апреле им представился новый удобный случай. Альберт Шпеер рассказывал: «Уже давно число рабочих, которых Заукель, по его уверению, поставил промышленности и о которых регулярно в хвастливой форме сообщал Гитлеру, не соответствовало действительности. На самом деле предприятиям не хватало несколько сотен тысяч рабочих рук. Поэтому я предложил нашей коалиции объединить усилия для того, чтобы вынудить Заукеля, этот передовой пост Бормана, дать истинные цифровые сводки».
Короче говоря, «коалиция» решила нанести удар по Борману, полностью дискредитировав его холуя Заукеля. Это должно было произойти 12 апреля 1943 года в выстроенном по инициативе Гитлера большом доме в баварском стиле под Берхтесгаденом, откуда Ламмерс и его малый штаб управляли делами имперской канцелярии, когда фюрер месяцами жил в Оберзальцберге. Сюда, в зал заседаний, Ламмерс пригласил Шпеера, Геринга, Геббельса и Мильха с Заукелем. «Перед совещанием мы с Мильхом еще раз разъяснили Герингу наши требования, – вспоминал Шпеер. – Он, потирая руки, проговорил: “Я для вас приведу это дело в порядок!” Но нас ждал неприятный сюрприз: в зале заседаний кроме нас появились также Гиммлер, Борман и Кейтель. Плюс к этому у нашего союзника Геббельса на подъезде к Берхтесгадену случился приступ почечной колики, и он […] оказался в специальной передвижной амбулатории. […] Это заседание стало концом нашего союза. Заукель поставил под сомнение наши заявки на 2,1 миллиона работников для всех отраслей производства, указал на то, что благодаря его успешной работе удовлетворены все потребности, и возмутился, когда я обвинил его в намеренном искажении цифр. Мы с Мильхом ожидали, что теперь Геринг потребует от Заукеля объяснений и заставит его изменить политику использования рабочей силы. Вместо этого, к нашему ужасу, Геринг накинулся с нападками на Мильха и тем самым, косвенно, на меня. Неслыханно, сказал он, чтобы Мильх создавал такие трудности. Наш славный товарищ по партии Заукель приложил немало усилий и достиг положительных результатов… Он, во всяком случае, испытывает обязанность поблагодарить его, Мильх же не желает оценить по достоинству успехи Заукеля… Казалось, что Геринг ошибочно поставил не ту пластинку. В ходе продолжительного обсуждения проблемы нехватки рабочей силы каждый из министров, не обладая профессиональными знаниями, старался по-своему объяснить расхождение реальных цифр с официальными данными. Гиммлер совершенно спокойным тоном предположил, что сотни тысяч рабочих, вероятно не вошедших в итоговую статистику, просто умерли. Это заседание оказалось полным провалом: никто так и не прояснил вопрос о дефиците рабочей силы, да и наша замышлявшаяся с широким размахом война против Бормана потерпела фиаско. […] Спустя несколько дней после заседания Мильх высказал предположение, что Геринг изменил свою позицию из-за того, что гестапо получило доказательство его наркотической зависимости. Он и раньше советовал мне обратить внимание на его зрачки. […] Вероятно, наша попытка использовать Геринга против Бормана была обречена на неудачу и по финансовым причинам: Борман […] сделал Герингу подарок в шесть миллионов марок из фонда “Пожертвования Адольфу Гитлеру”…»
Есть ли лучший способ нейтрализовать противников, чем скомпрометировать их, играя на их природной жадности? Мартин Борман в этом деле был специалистом… На самом же деле рейхсляйтеру Борману не было никакой необходимости изобретать нечто особенное, чтобы умалить авторитет Геринга в глазах фюрера: вот уже много месяцев этим занимались советские летчики… Мы помним о взрыве ярости Гитлера при известии о бомбардировке Кёльна 31 мая 1942 года. А с тех пор ситуация в небе над Германией значительно ухудшилась. Двадцать седьмого января 1943 года американские бомбардировщики Б-17 [501] впервые совершили дневной налет без сопровождения истребителей. Следующей ночью Королевские ВВС осуществили массированную бомбардировку Гамбурга. Первого марта 250 четырехмоторных самолетов сбросили 600 тонн бомб на Берлин. Третьего марта бомбардировке снова подвергся Гамбург, а 5 марта авиация союзников разрушила город Эссен с его военными заводами… [502] А рано утром 8 марта 1943 года, когда в ставке под Растенбургом Геббельс и Шпеер беседовали у горящего камина с благодушно настроенным Гитлером, поступило сообщение о мощном авиационном налете на Нюрнберг. Гитлер взорвался. Он приказал немедленно разбудить и направить к нему Боденшаца, главного адъютанта Геринга. И устроил генералу ужасный разнос вместо «некомпетентного рейхсмаршала».
501
См. Приложение.
502
Усиление ударов авиации по Германии союзники запланировали на конференции в Касабланке в январе 1943 года (операция «Оверлорд»).
А тот в это время уже десятый день отдыхал в Риме, что лишь усилило ярость фюрера. Когда 9 марта бомбардировке подвергся Мюнхен, а 11 марта – Штутгарт, Гитлер не стерпел и приказал Герингу немедленно вернуться.
Он задал нешуточную взбучку рейхсмаршалу, но она не возымела действия, потому что в начале апреля вновь последовали бомбардировки Дуйсбурга, Берлина [503] и Эссена. В мае германские города подверглись еще более массированным налетам американских тяжеловооруженных бомбардировщиков Б-17 днем и английских «Веллингтонов» ночью. Пострадали Дортмунд, Бохум, Вупперталь и Дюссельдорф. А самолетам «Москито» даже удалось с низкой высоты разбомбить завод Цейса по производству оптики в Йене… И всякий раз эти бомбардировки наносили урон промышленному производству и приводили к многочисленным жертвам среди гражданского населения. Система ночной противовоздушной обороны Германии – состоявшая из наблюдательных зон, оборудованных радиолокационными станциями и прожекторами,
503
Как ни удивительно, одной из очень немногих построек, оставшихся неповрежденными до конца войны, оказалось… огромное здание Министерства авиации рейха на углу Лейпцигерштрассе и Вильгельмштрассе! Когда война закончилась, там, после переделки фасада, разместилось Министерство финансов Федеративной Республики Германии.
После каждой новой бомбежки фюрер негодовал, а Геринг неловко оправдывался. «Гитлер разговаривает со мной, как с глупым ребенком», – пожаловался как-то рейхсмаршал фон Белову. Пусть так, но это никак не влияло на ситуацию, потому что союзники нападали днем и ночью, задействуя крупные соединения хорошо вооруженных и оснащенных современными радарами бомбардировщиков, в то время как немцы могли противопоставить им лишь слабую зенитную артиллерию и очень малое число истребителей. Все дело было в том, что в немецком планировании по-прежнему царила неразбериха. Мессершмитт требовал разрешить ему производить вместо Ме-109 новый самолет Ме-209, хотя характеристики его уступали возможностям существующих истребителей. ФВ-190 и Ме-109 были прекрасными самолетами, но их из цехов сразу же отправляли на Восточный фронт. К тому же новые самолеты союзников начали превосходить ФВ-190 и Ме-109, а главное, они производились в недостаточном количестве. В частности, по причине нехватки в авиастроении квалифицированных рабочих и инженеров, которых забирали на фронт или переводили на танковые заводы [504] . Мильх энергично возражал против этого, и ему даже удалось убедить Геринга поддержать его. Но сделать они ничего не могли: так распорядился Гитлер…
504
Еще и потому, что конструкторы постоянно модифицировали существующие образцы в ходе их производства, что значительно задерживало поставки самолетов в войска. Генерал Баумбах вкратце обрисовал проблему так: «Любая, даже самая незначительная, модификация производимого большими партиями самолета в конечном счете губит его».
В общем, ознакомившись с вопросом пошире, можно констатировать: главным источником такой неразберихи был сам фюрер. Грубо вмешиваясь в стратегию развития люфтваффе, он назначал на руководящие должности офицеров, не советуясь с рейхсмаршалом или со статс-секретарем, лично определял, какие задачи являются первостепенными для авиационной промышленности. Так, на другой день после поражения под Сталинградом он сказал Мильху: «Мне нужны транспортные самолеты, транспортные самолеты и еще раз транспортные самолеты!» Но после отхода с Кавказа и перегруппировки войск в Крыму он также захотел отдать приоритет строительству гидросамолетов. При каждой новой бомбардировке союзников он требовал усилить ПВО, а также направить все силы на создание бомбардировщиков, способных достичь любой точки Британских островов. Дело в том, что Гитлер оставался упрямым приверженцем политики возмездия, полагая, что достаточно мощные бомбардировки Британских островов вынудят союзников прекратить воздушные налеты на рейх. Мы помним, однако, что лучшие проекты четырехмоторных самолетов, разработанных фирмами «Юнкерс» и «Дорнье», были заморожены в 1937 году, а созданный позже Хе-170, мягко говоря, разочаровал. Но после этого Гитлер потребовал, чтобы каждый новый тип самолета был бомбардировщиком. А любой новый истребитель должен был иметь возможность нести бомбы. А это ставило перед производителями совершенно неразрешимые технические проблемы…
Уже 5 марта 1943 года Мильх, взявший в обыкновение видеться с фюрером с глазу на глаз, попытался четко обрисовать ему ситуацию: авиационным налетам союзников на рейх могут противостоять только истребители, причем в большом количестве. Поэтому следует выпускать 5000 таких самолетов в месяц [505] . По крайней мере в 1943 году следует оставаться в обороне, чтобы накопить средства и силы для возобновления наступления в 1944 году. А лучше задуматься об окончании войны. «Мой фюрер, – сказал Мильх, – Сталинград был самой крупной неудачей в истории нашего народа и нашей армии. Вы должны сделать что-то радикальное, чтобы вывести Германию из этой войны. Пока еще не поздно…» Естественно, это смелое предложение Гитлер пропустил мимо ушей. А Мильх продолжил говорить о том, что было гораздо ближе к его сфере деятельности: он предложил реорганизовать структуру управления люфтваффе и отобрать руководство авиацией у Геринга, а взамен назначить рейхсмаршала, к примеру, главнокомандующим Восточным фронтом. «Но когда Геринг прибудет на место, – добавил Мильх, – вам потребуется начертить на карте линию, которую он не должен будет пересекать без вашего разрешения. В противном случае он быстро вернется в Париж за своими безделушками».
505
В то время производство самолетов в Германии уже значительно увеличилось: в феврале 1943 года авиапромышленность впервые выпустила 2000 самолетов, 860 из которых были истребителями.
В силу очевидных практических, политических, психологических, иерархических и других причин Гитлер проигнорировал и этот совет, и Геринг остался шефом люфтваффе, хорошо это было или плохо. Как всегда, это было плохо: когда фюрер сделал ему выговор, Геринг решил отчитать своих генералов и промышленников. Двадцать второго февраля он заявил им: позор, что до сих пор не налажен выпуск новых типов самолетов, что никто не в состоянии создать современный четырехмоторный самолет; и нетерпимо, что союзники безнаказанно бомбят города, фабрики и порты Германии. Восемнадцатого марта Мессершмитту, Хейнкелю и Дорнье пришлось выслушать в Каринхалле полуторачасовую проповедь. «Минимум того, что можно требовать, – закричал он, обращаясь к Мессершмитту, – это чтобы пилоты взлетали и садились на ваших самолетах, не рискуя при этом сломать себе шею!» Хейнкелю он сказал: «Вы пообещали мне создать тяжелый бомбардировщик Хе-177. […] В ходе боевых испытаний потери оказались катастрофичными, и вовсе не по вине врага! Ну, господин Хейнкель, что вы на это скажете? И сколько ваших машин превратилось в дым? Половина!» Потом продолжал: «Мы словно тешимся слабостью инженерной мысли врага, неуклюжестью их “ящиков с четырьмя моторами”… Господа, я буду счастлив, если вы сумеете хотя бы скопировать один из этих ящиков с четырьмя моторами! Работайте! И поскорее! Дайте мне хотя бы один самолет, которым я мог бы гордиться! […] Меня приводит в отчаяние то, что они могут сбрасывать свои бомбы через облака и поражать бочку с огурцами на железнодорожной станции, в то время как наши летчики даже не могут найти Лондон! […] Каким бы ни было оборудование наших самолетов, враг все равно нас опережает! Мы воспринимаем это как волю небес, а когда я нервничаю из-за этого, мне говорят, что виной всему недостаток рабочей силы… Господа, вовсе не рабочей силы вам не хватает, вам не хватает мозгов!»