Германия в ХХ веке

Ватлин Александр Юрьевич

Только после того, как экономика ФРГ начала уверенно набирать обороты, рыночное хозяйство стало дополняться социальными компонентами. Наряду с признанием бессмысленности «справедливого распределения нищеты» (Л. Эрхард) правительство Аденауэра помнило об уроках Веймара, когда перегруженность государства социальными программами подорвала его политическую стабильность. В то же время правящей коалиции приходилось учитывать, что терпение населения не безгранично и может вылиться в вотум недоверия в ходе следующих парламентских выборов. 14 августа 1952 г. бундестагом был принят центральный закон первого социального пакета – закон о выравнивании тягот, вызванных военными разрушениями (Lastenausgleich). Он предусматривал обложение крупных состояний одноразовым 50 % налогом, который затронул около 3 млн. собственников. Собранные средства сводились в особый фонд, предназначенный для удовлетворения поступающих исков. Несмотря на запутанность бюрократической процедуры (расчетом

индивидуальных компенсаций занимались особые ведомства) и невозможность реальной оценки утраченного имущества, открывавшую возможность злоупотреблений, закон заставил «верхи» поделиться своим богатством с «низами». До 1980 г. лицам, пострадавшим в период нацистской диктатуры и в послевоенные годы, было выплачено 104 млрд. марок.

Еще одной темой социального законодательства оставалось соучастие трудящихся в управлении производством, принципиальный лозунг рабочего движения со времен Веймарской республики. Под давлением профсоюзов (Объединение отраслевых профсоюзов ФРГ насчитывало в начале 50-х гг. около 6 млн. членов, т.е. более трети всех работавших по найму) 21 мая 1951 г. бундестаг принял соответствующий закон, хотя и ограничил его рамками тяжелой индустрии. Год спустя появился закон о структуре предприятий, предусматривавший подключение выборных органов персонала (Betriebsrat) к решению социальных и кадровых вопросов. Представители трудового коллектива получали треть мест в наблюдательном совете предприятия, если число занятых на нем превышало 500 человек. Лишь в горнодобывающей промышленности с особенно тяжелыми условиями труда допускалось паритетное представительство рабочих и предпринимателей. Решающее слово в производственных вопросах и в том, и в другом случае оставалось за менеджерами. Требования рабочего движения о введении пятидневки и 40-часового рабочего дня, выдвинутые профсоюзами в первые годы существования ФРГ, были реализованы лишь двадцать лет спустя.

Если принятие закона о соучастии в управлении производством записали на свой счет социалдемократы, то законодательство о выравнивании социальных тягот сразу же стало центром предвыборной агитации ХДС/ХСС. Выборы в бундестаг второго созыва, прошедшие 6 сентября 1953 г., дали христианским демократам 45,2 % голосов, благодаря новому избирательному закону партии правящей коалиции получили более двух третей депутатских мандатов. Исход выборов продемонстрировал растущую поддержку правительственного курса, от Аденауэра, построившего свою агитацию на тезисе «нам уже есть чем гордиться», ждали новых внутри– и внешнеполитических успехов. Впрочем, далеко не все выглядело так безоблачно, как на предвыборных плакатах. В 1955 г.

пятая часть населения ФРГ жила ниже установленной законом черты бедности в 130 марок в неделю. К 1960 г. лишь 10 % квартир имели привычный на сегодняшний день набор коммунальных «удобств».

Как принято в большой политике, до пенсионеров, потерявших в ходе денежной реформы 1948 г. значительную часть своих сбережений, дело дошло в последнюю очередь. 21 января 1957 г. бундестаг принял закон о новой системе расчета пенсий, размер которых отныне увязывался с ростом валового социального продукта (dynamische Rente). Поддержка пенсионеров и стала тем тайным оружием, которое помогло ХДС/ХСС добиться абсолютного большинства на парламентских выборах 1957 г. Предвыборный лозунг партии Аденауэра отражал общее настроение – «никаких экспериментов». Насыщение рынка вело к неуклонному падению цен, на зарплату уже можно было купить не только продовольствие и товары первой необходимости. Предпринимателям приходилось прилагать серьезные усилия, чтобы добраться до кошелька среднего потребителя. Бульварная пресса писала о настоящих эпидемиях спроса, охвативших западных немцев – гастрономической, туристской, автомобильной. Рост уровня жизни (в среднем в два с половиной раза за десятилетие) позволил подумать о долговременных инвестициях – двухэтажный дом с палисадником и гаражом в средствах массовой информации подавался как мерило жизненного успеха. В середине 50-х гг. на рынке жилья ФРГ появлялось до полумиллиона новых или восстановленных квартир ежегодно.

К началу 60-х гг. более трети западногерманских семей уже имели собственный автомобиль, хотя статистика включала в это понятие и трехколесные агрегаты с мотоциклетным двигателем, выпускавшиеся полукустарным способом. На смену им пришла эпоха «народного автомобиля» (Volkswagen), новейший завод по производству которого не был демонтирован англичанами, посчитавшими, что любимое детище Гитлера во всех отношениях устарело. Однако «жучок» вполне отвечал требованиям минимального комфорта и потеснил своих вместительных конкурентов даже на американском рынке. Экспансию «народного автомобиля» в 1961 г. дополнила эмиссия «народных акций» предприятия, его производившего.

Эпоха «экономического чуда» привела к трансформации социальной структуры ФРГ, новыми явлениями стало значительное сокращение числа занятых в сельском хозяйстве (на треть за десять лет) и горнодобывающей промышленности. Главное поле деятельности среднего класса переместилось

из сферы производства в сферу услуг, достаток и успех для его представителей обеспечивала уже не столько собственность, сколько образование, позволяющее стать юристом, врачом, менеджером с высоким уровнем жизни. Набирала силу тенденция к росту числа лиц, работавших на государство, и к понижению социального статуса профессионального чиновничества. В рамках складывающегося постиндустриального общества усилилась внутренняя консолидация, которая привела к окончательному исчезновению пролетариата как «класса угнетенных». Массовое жилищное строительство и концентрация производства вели к притоку населения в крупнейшие города страны – Гамбург, Мюнхен, Франкфурт, в рурскую агломерацию. Постепенно стирались различия между «местными и пришлыми», но возникали новые социально-культурные границы, связанные с потерей этнической однородности населения. Западногерманская экономика в условиях бума без проблем «переваривала» постоянный приток рабочей силы из ГДР, но после закрытия германо-германской границы была вынуждена вербовать иностранных рабочих. Число «гастарбайтеров», прибывавших в ФРГ из стран Южной Европы и Турции, в 1964 г. перевалило за миллион.

Стабильный экономический рост находил свое отражение не только в росте влияния христианских демократов, но и в консолидации партийной системы ФРГ в целом. По решению конституционного суда были запрещены радикальные партии – в 1952 г. Социалистическая имперская партия, имевшая явные неонацистские признаки, в 1956 г. – КПГ (последняя была вновь легализована в 1968 г.). Если в бундестаге первого созыва занимали свои места представители более десяти партий и объединений, то на выборах 1957 г. пятипроцентную планку смогли преодолеть только три «народные» партии. Абсолютное большинство, полученное блоком ХДС/ХСС, позволило Аденауэру отказаться от коалиции с либералами. Решением конституционного суда в 1958 г. было запрещено «спонсорство» предвыборной деятельности партий частными организациями, за которыми стояли предпринимательские союзы. Чтобы обеспечить представленным в бундестаге партиям равенство шансов, со следующего года началось их финансирование из бюджета в соответствии с количеством голосов, полученных на предыдущих выборах. Последствия подобного «огосударствления» были неоднозначны – они привели к доминированию функционерского аппарата над массовой базой и беспринципной погоне за голосами, и в то же время сделали партии более независимыми от частных интересов.

Если ХДС оставался вотчиной Аденауэра, то СДПГ после смерти Шумахера в 1952 г. переживала затяжной кризис руководства. Социал-демократы, уступив инициативу в сфере экономических решений, перенесли акцент на оппозицию в германском вопросе. После подписания Парижских соглашений председатель СДПГ Эрих Олленхауэр направил Аденауэру письмо, в котором изложил доводы своей партии против вступления ФРГ в НАТО. Позитивная программа социалдемократов включала в себя противодействие демилитаризации Западной Германии, отказ от признания ГДР де-юре и ведения с ней прямых переговоров, сохраняла ставку на соглашение четырех держав. «Германский план», принятый Правлением партии в мае 1959 г., и содержавший идею поэтапного объединения двух государств в конфедерацию, стал последним всплеском «национальной» оппозиции СДПГ.

В условиях размывания пролетарского электората традиционные преимущества социал-демократов – жесткая организационная структура и дисциплинированность «базиса», сплоченного идейной платформой, превращались в собственную противоположность. Прагматики, опиравшееся на шумахеровское понимание «этического социализма», неуклонно набирали вес в партийном руководстве. Их требование избавиться от марксистского балласта должно было открыть путь к социал-демократии избирателям, не искушенным в тонкостях политических учений. Годесбергская программа СДПГ, принятая в ноябре 1959 г., стала решающей победой обновленцев. Она отказывалась от марксистского детерминизма и требования социализации средств производства, перенося акцент на ценностную мотивацию социализма и готовность партии взять на себя бремя власти.

Через год после абсолютной победы ХДС/ХСС на парламентских выборах СДПГ добилась такого же результата на выборах в законодательное собрание Западного Берлина. Этот успех дал толчок стремительной карьере представителя нового поколения в СДПГ Вилли Брандта, ставшего в 1958 г. правящим бургомистром города, а еще через год – социалдемократическим кандидатом на пост федерального канцлера. Берлинский кризис заставил партийное руководство пересмотреть свою линию в германском вопросе. Герберт Венер, выступая в бундестаге 30 июня 1960 г., признал, что воссоединение для СДПГ возможно только при учете интеграции ФРГ в западное оборонительное сообщество. Символом перехода социал-демократии к конструктивной оппозиции стал запрет членам партии участвовать в пасхальных маршах протеста, развернувшихся после того, как бундестаг 25 марта 1958 г. проголосовал за принятие на вооружение средств доставки ядерного оружия, а также отказ от сотрудничества с «Социалистическим союзом немецких студентов», исповедовавшим идеи революционного марксизма.