Герои чужой войны
Шрифт:
— А что ты рожу отворачиваешь? Не рад, что я живой пришел?
— Да что ты? — вдруг, густо покраснев, залепетал Томак. Не то ожидал услышать. Пацан! — Как ты можешь такое говорить?
— А в чем дело? Надулся как мышь на крупу, разговаривать не хочешь.
Томака словно корежило изнутри, но свои сомнения он выложил:
— Я видел, как Кели обнимает тебя. Это не совсем дружеские объятия, Кос.
— Ревнуешь? — изумился я такому повороту. Однако дело обстояло иначе.
— Нет, не ревную. Просто я думал, что ты и Мирина…. Я люблю сестру, и готов за нее любого на клочки разорвать, если ей причинят боль. Ты мне стал
— Погоди, братишка, — я зачесал переносицу. Точно, Томак по своим умозаключениям решил, что я и Мирина состоим в каких-то особых отношениях, вот и взыграло ретивое сердце. — По твоему мнению я предал вашу сестру, увлекся Каелдримналь, что недопустимо, так?
— Ну, да, — неуверенно ответил Томак, меняя позу, стараясь не тревожить больную ногу.
— Смотри сюда и следи за мыслью, — вздохнул я. — Ты полагаешь, что между мной и Мириной возникла взаимная симпатия, которая, по твоему мнению, обязывает меня хранить верность девушке?
— Да, я так думаю, — твердо ответил парень. — Так положено, если есть взаимное чувство.
— Странно, но соглашусь с тобой, только с одной оговоркой: я не давал никаких обязательств и клятв. Молодой девчонке взбрело в голову, что я тот самый человек, который свяжет с ней свою жизнь. Это большая ошибка, Томак. Ошибка, свойственная всем увлеченным девицам ее возраста. Скажи, я приглянулся ей?
— Да, она сама мне призналась, когда настаивала, чтобы отец оградил тебя от похода к Вратам. Когда не получилось — уговорила, чтобы я присоединился к вашему отряду.
— Она тоже приглянулась мне, братишка, если быть откровенным до конца, но это всего лишь поверхностное чувство, — я щелкнул пальцами, стараясь попроще объяснить Томаку психологические выверты гендерных отношений. — Оно возникает, когда ты видишь милое личико, хорошую фигурку. Сердце начинает биться, словно сотня барабанов, прокачивая литры крови по артериям. Химия начинает властвовать над разумом, и ты ничего сделать не можешь. Все, ты влюбился! И с этих самых пор твоя жизнь четко распределяется на несколько этапов. Первый этап, — я стал загибать пальцы, — вздохи и ахи по милому существу, отчаяние одиночества, когда хочется все время быть рядом. Второй этап: период телячьих нежностей. Уси-пуси, поцелуи, объятия. Третий этап: ты начинаешь прозревать, замечая у своей любимой качества, которые тебе категорически не нравятся. Ты мечешься, не зная, продолжать отношения или прекратить издеваться над самим собой. Четвертый этап самый болезненный, потому что именно он подводит черту под ваши отношения. Здесь два пути: или разбегаетесь, или все же соединяете сердца. То бишь женитесь. Но это другая история. Я понятно объясняю?
— Ага, — Томак ожил, зашевелился. Кажется, он включил свою соображаловку. — Значит, Мирина вбила себе в голову, что она та девушка, которая предназначена тебе?
— Молодец, с ходу сообразил! — похвалил я Томака. — А теперь представь, в каком я положении оказался, когда увлекся лишь мечтаниями, заметь, лишь мечтаниями, что твоя сестра — идеальный вариант для меня, если я навсегда останусь в Росении! Отец — знатное лицо, вхож в покои князя, семья — богатая и обеспеченная. Какой же дурак не воспользуется ситуацией? Пользуясь чувствами девушки, заметь. Но, признаюсь: Я где-то совершил ошибку, дав повод для Мирины увлечься мной.
Томак удрученно молчал. Я похлопал его по
— Я ведь не знаю, что со мной будет завтра. Может, здесь и сгнию со стрелой в пузе. А если выживу — каково мне будет ломать самого себя? Я оставил девушку, которую люблю, в ином мире, и не знаю, увижу когда-нибудь. Вот что гнетет меня больше всего. Неужели ты подумал, что я способен сломать жизнь твоей сестры? Она еще молода, но не позволяйте ей связывать мои руки. Я сам решу. Без обид?
— Конечно, Кос, я все понял, — улыбнулся, наконец, Томак и подал мне руку. — Я потом всыплю Мирине по мягкому месту, чтобы мозги на место встали.
— Да, это самый короткий путь к правильному пониманию жизни, но не переусердствуй. По таким местам гладить надо, а не лупить, — кивнул я, пожимая протянутую руку парня, и осекся.
Вся команда молча взирала на меня, как…. Как на гуру, что ли. В их глазах читалось не просто удивление, а удивление, смешанное с робостью и почитанием.
— Что? — выпрямился я, ничего не понимая.
— Если бы ты мне попался раньше, Кос, я бы ни за что не женился, — проворчал Фарин, ожесточенно вороша костер, — честно! Даже мой папаша не смог донести до моих тупых мозгов простую истину, которую ты открыл Томаку. Надо же, телячьи нежности! Точно ведь! Вот так меня Сигвика и охомутала, молодого и тупого. Слушай, Кос! После рейда заглянешь ко мне в гости? Вразумишь сыновей, пока глупостей не наделали. Они, конечно, старше тебя, но ума до сих пор с горошину.
Мои товарищи враз захохотали. Грэм даже пару раз стукнул гнома по плечу. Мавар потеснился, чтобы я присел рядом с ним на корягу. Его изуродованное лицо кривилось в улыбке.
— Кажется, тебе светит судьба советника при дворе папаши Фарина, — сказал Грэм, протягивая мне кружку с бульоном из подстреленного рябчика. — Я бы поостерегся туда соваться. Тот еще гадюшник.
— Потому и сбежал, — пробурчал гном, — а то всю плешь проели.
— Жить непросто людям маленького роста, — глубокомысленно изрек я слоган из известной телепередачи канала TLC.
Занавес. Народ ржал, словно участвовал в каком-то веселом шоу или на представлении клоунов. Плечи Кели вздрагивали от смеха, а сама она, не отрываясь, смотрела на меня. Я же попивал бульон и думал, что оказался везунчиком. Не погиб в аварии, не попал в руки шныряющих по лесу тойонов, меня не расстреляли, как пособника оккупантов. Даже друзей обрел, перспективы наметил. Что еще надо?
С наступлением сумерек в пещере при свете костра стало очень уютно. Песчаник за день нагрелся, и теперь отдавал тепло. В открытый зев нашего пристанища уже заглядывал сиреневый Исил, где-то неподалеку, снаружи, в кустах, шуршал Хват. Видимо, охотился на какую-то мелкую дичь. Грэм распределял дежурство, и хотел освободить нас с Фарином, чтобы мы отдохнули. Но я и гном дружно возмутились. Командир был вынужден под нашим напором согласиться, но поставил обоих на утренние часы, на самую собачью вахту. Прикинув по часам, что вполне успею выспаться, я устроил себе лежанку в самой глубине пещеры, чтобы свет костра не беспокоил глаза. Накрывшись балахоном, смежил веки и попытался уснуть. Действительно, устал. Да и встреча с болотной тварью до сих пор свежа в памяти. Как вспомню тоскливый вой и оскаленную морду животного, всего передергивает. А ведь вампалы здесь не редкость, если верить Мавару.